В одну из таких ночей, утомленные изнурительными упражнениями и дневными проделками, но счастливые, устроились они в можжевеловых зарослях у прохладного горного источника. Сладко пахли сосны, надрывались цикады. В изнеможении повалились они на подстилку из сухой травы и хвои, кто-то разжег костер. Разговор как-то сам собой зашел о грядущем. Все наперебой стали говорить о том, что давно бы уже пора показать этим разжиревшим персам, что такое настоящие воины.
– Показать – это хорошо, – сказал тогда прислонившийся к стволу сосны Птолемей. – Но в этом ли наше предназначение?
– А в чем тогда? – посыпалось со всех сторон. – Разве есть что-то более героическое, нежели загнать этих проклятых персов туда, где им и место? Сколько лет мы терпели их власть! Пора бы уж и показать, что мы не женщины и не бараны. Гнать их обратно в их Азию, в какую-нибудь выжженную солнцем пустыню, где им самое место. Что может быть важнее этого? Царь Леонид…
– Так что Леонид? – спросил вдруг Александр, как будто впервые слышал о сем легендарном царе Спарты.
– Разве он делал не то же, что мы собираемся сделать?
– Полагаете, он именно это делал? – Птолемею было лестно, что Александр в споре перешел на его сторону. – Да он даже персов не победил. Нет, он сделал великое дело, конечно же, но совсем иного рода. Так что же он сделал?
– Он показал, как надо вести себя, когда отступать уже некуда. – Птолемей не был уверен в своей правоте, но у него не было иного ответа. – Он показал, что можно сделать невозможное, если сильно этого захотеть.
В ответ послышался смех.
– Это все хорошо на словах, – вступил в их разговор Кассандр. – Но убьют тебя в первом же бою – вот и будет тебе невозможное…
– Ежели будет на то воля богов… – попытался возразить Птолемей.
– А она известна тебе, эта воля? Может, завтра ты упадешь с этого склона и ударишься головой о камни? Что ты скажешь богам тогда? – прозвучало в ответ.
Снова раздался смех. Но на сей раз громче всех смеялся Александр.
– Отец мой небесный! Какие же вы все глупые! Самое страшное – это не когда нас поубивают в первом же бою, а когда мы победим во всех битвах и завоюем весь мир. Вот тогда и начнется самое страшное, ибо отступать нам будет уже некуда.
Смысл слов сих остался тогда темен для наперсников будущего Царя царей. Вспоминая потом эту ночь, Птолемей не уставал поражаться. Александр все знал! Он все предвидел! И сразу же сына Лага начинал терзать вопрос – раз он все знал, почему не предотвратил грядущее? Что могло помешать богу, сыну бога? На этот вопрос много лет уже не было ответа. Появился он лишь тогда, когда царю Египта открылась истинная природа вещей, а когда это случилось, поздно было уже что-то менять.
Разговор после этого ушел куда-то совсем в другую сторону. Пока отроки предавались глубоко научному диспуту о воле богов и человеческой свободе, Александр взглянул на небо и воскликнул:
– О! Еще одна! Какая яркая!
Он имел в виду упавшую звезду.
– Хороший знак! – сказал кто-то. – Боги благоволят нам в наших начинаниях.
Александр усмехнулся:
– Ой ли! А меня ни на день не оставляет чувство, что боги уготовили мне, да что мне – всем нам особое испытание. Совсем не то, к чему меня готовит отец, и даже не то, к чему готов я сам. Это проверка не силы, не доблести и не добродетели. Это не то, с чем столкнулся царь Леонид и что он так доблестно превозмог. Это зло. Неведомое и невообразимо отвратительное. Его не встретишь на поле боя и под стенами неприятельских городов, в походе и на хмельной пирушке. Но вместе с тем оно повсюду! Оно рыщет по миру в поисках наших душ, и теперь оно совсем близко…
Слова Александра были странны, в них слышался неподдельный страх, столь несвойственный его натуре. Все знали, что он суеверен, частенько слушает прорицателей и пифий, но чтобы этот полубог, совершенный и прекрасный, открывал свое сердце и свой разум страхам, более приличествующим женщинам?
– Брат мой, – обратился к нему Птолемей, – откуда ты знаешь, что кто-то тебя ищет и хочет завладеть твоей душой? Может, это просто сон? Или какой-нибудь прорицатель нагадал тебе это? Покажи мне его – я убью эту скотину!
– Да, это сон, – ответил Александр, улыбнувшись. – Во сне боги говорят со мной. Они поведали…
Разговор утих. Дело принимало серьезный оборот. Кудри будущего Царя царей золотились в мерцающем свете костра, а глаза будто горели. И тогда, в ту ночь, он взял со всех своих друзей обещание.
– Обещайте мне… Вы все, да! Обещайте!
В ответ раздались возгласы:
– Все, что хочешь! Говори! Мы выполним любое твое желание.
– Не шутите, это серьезно. Боги сурово наказывают тех, кто не исполняет обещаний. А еще они очень коварны: одной рукой дают, а другой – забирают. Если ты хочешь получить весь мир, они дадут тебе весь мир, но тут же сделают так, что ты не сможешь его взять. Такова наша судьба. Моя судьба.
– Неужели отец небесный, – спросил Пердикка, – не вступится за сына своего?
– С сына, – последовал на то ответ, – и спрос будет особый. Посему, друзья мои, – Александр в тот миг казался даже слишком серьезным и взрослым, – обещайте мне, что освободите меня от непосильного бремени, данного мне богами, когда нести его станет превыше моих сил.
– Александр! Что ты говоришь?! О чем ты? – раздалось со всех сторон.
– Поклянитесь! – Сын бога не собирался отступать.
– Александр, ну что ты! Мы пообещаем тебе все, что ты захочешь, только…
– Все не надо. Только это. Клянитесь.
– Александр…
– Клянитесь! Именем Зевса и Аполлона… отныне и вовеки веков…
В ту ночь друзья Александра поклялись ему именем Зевса и Аполлона, что освободят его от бремени, данного ему богами, когда оно станет для него непосильным. Тогда они не понимали, о чем идет речь. Звезды будто отражались в глазах будущего Царя царей. Как можно было не уважить его просьбу? Птолемей тоже дал эту клятву, суть которой он постиг много лет спустя.
То было их последнее лето в Миезе. Осенью Филипп призвал своего сына в Пеллу, где собиралось войско для войны против медов в верховьях Стримона. Бывшие друзья по детским играм выросли и последовали за своим вождем в первую для них настоящую войну. Лисимах, Пифон, Селевк, Гарпал, Эригий, Протей, Гефестион…
А потом… Об этом знают все, это записано во всех летописях и пересказано на тысячи ладов бесчисленное множество раз. Царя Филиппа пырнул ножом наемный убийца. Александр тогда первый подбежал к отцу, который вскоре испустил дух у него на руках. Потом Александр стал царем Македонии, гегемоном Греческого союза, царем Тира, Верхнего и Нижнего Египта, освободителем Вавилона, царем Азии, сыном бога, богом… И друзья его всегда были с ним на этом нелегком, но преисполненном сиянием славы пути.