Рукопись прислали им точно на следующее утро; у ее автора было безошибочное чувство времени.
Ни Билтон, ни Скэггс не догадывались, что они издают единственную за всю историю человечества пророческую книгу, в которой содержатся исключительно точные предсказания касательно последующих трехсот сорока с лишним лет. А именно, подробный и достоверный рассказ о событиях, ведущих к Армагеддону. Все было описано до мельчайших деталей.
Издательство «Билтон и Скэггс» опубликовало данный том в 1655 году, как раз к рождественской распродаже, [38] и это оказалась первая книга в Англии, которой суждено было стать уцененной.
Никто ее не покупал.
Даже в крошечном ланкаширском магазинчике, где она стояла на полке под картонной вывеской «Ланкаширския авторы», не купили ни единого экземпляра.
Автора этой книги, некую Агнессу Псих, не удивило такое пренебрежение — впрочем, немногое могло бы ее удивить.
Во всяком случае, книгу она написала не для продажи, не за гонорар и даже не ради славы. Она написала ее исключительно ради бесплатного экземпляра, на который имеет право каждый автор.
Куда подевалось множество нераспроданных экземпляров книги, никто не знает. Но известно наверняка, что их нет ни в музеях, ни в частных собраниях. Даже Азирафаэлю не удалось разжиться экземпляром, хотя у него коленки дрожали при одной мысли, что эта книга может попасть в его тщательно ухоженные ручки.
На самом деле во всем мире остался лишь один-единственный экземпляр пророчеств Агнессы Псих.
Сейчас он лежал на книжной полке примерно в сорока милях от того места, где Кроули и Азирафаэль наслаждались обедом, и в книге этой, образно выражаясь, только что включился часовой механизм.
На часах было три пополудни. Антихрист прожил на Земле уже целых пятнадцать часов, последние три из которых некий ангел и некий демон провели, основательно накачиваясь спиртным.
Они сидели друг напротив друга в задней комнатке пыльного букинистического магазинчика Азирафаэля в Сохо.
В большинстве тамошних книжных магазинов есть задние комнаты, и большинство этих задних комнат полны редкими или хотя бы очень дорогими книгами. Но в книгах Азирафаэля не было иллюстраций — только старые коричневые переплеты и ломкие страницы. Изредка — только если его совсем уж загоняли в угол — он продавал одну из них.
А порой в магазинчик заходили деловые люди в черных костюмах, которые крайне вежливо интересовались, не желает ли хозяин продать магазин, чтобы лавка превратилась в типичное «розничное» заведение, более уместное в данном районе. Порой Азирафаэлю предлагали деньги — совали в руки объемистые пачки засаленных пятидесятифунтовых банкнот. Иногда во время таких переговоров другие типы в черных очках шастали по магазину, неодобрительно покачивали головами и ворчали под нос, как легко воспламеняется бумага и как трудно будет выбраться отсюда в случае пожара.
Азирафаэль кивал, улыбался и говорил, что подумает об этом. А потом они уходили. И никогда не возвращались.
Если ты ангел, это еще не означает, что ты идиот.
Стол между ними был уставлен бутылками.
— Дело в том, что, — сказал Кроули. — Дело в том, что. Именно в том. Что.
Он попытался сфокусировать взгляд на Азирафаэле.
— Дело в том, что, — повторил он, пытаясь сообразить, в чем же, собственно, это дело. — А дело, — сказал он наконец, — в дельфинах. В них самых.
— Это такие рыбы, — припомнил Азирафаэль.
— Не-не-не-не-не, — потрясая пальцем, возразил Кроули. — Млекопитающие. Самые что ни на есть. Разница в том, что… — Блуждая в болоте своей памяти, Кроули силился вспомнить, в чем же отличие. — Разница в том, что они…
— Спариваются на суше? — предположил Азирафаэль.
Кроули наморщил лоб.
— Н-не думаю. Нет, точно нет. Что-то такое с молодняком… Ладно, неважно. — Он взял себя в руки. — Все дело в том, что. Вот в чем дело. В их мозгах.
Он потянулся к бутылке.
— А что у них с мозгами? — спросил ангел.
— Большие мозги. В том-то и дело. Размерчик. Размер. Размер чертовски больших мозгов. А еще киты. Горы мозгов, уж ты мне поверь. Целое чертово море мозгов.
— Кракен, — сказал Азирафаэль, уныло глядя на дно бокала.
Кроули бросил на него долгий озадаченный взгляд, словно перед поездом его мысли на колею рухнуло бревно.
— А?
— Здоровенный шельмец, — ответил Азирафаэль. — Дрыхнет под толщей вод, в глубинах потаенных. [39] Под ракушками там и этими… прилипами, полипсами… короче, водорослями. И вроде как подымется на поверхность перед самым концом, когда моря закипят.
— Да ну?
— Точно.
— Так вот и я о том же, — согласился Кроули, откидываясь назад. — Море кипит себе, бедняги дельфины варятся в океанскую уху, а всем наплевать. И с гориллами то же самое. Они думают: ух ты, гляньте-ка, небо все красное, звезды сыплются, что это за траву нынче добавляют в бананы? И тут…
— Гориллы, они гнезда вьют, — заявил ангел, наливая себе очередную порцию. В стакан он умудрился попасть только с третьего раза.
— Ну да?
— Точно говорю. Я фильм смотрел. Гнезда.
— Это птицы, — сказал Кроули.
— Нет, гнезда, — упорствовал Азирафаэль.
Кроули решил с ним не спорить.
— Так вот, о чем бишь я, — продолжил он. — О всех созданиях, больших и шалых. Тьфу, то есть малых. [40] Все они, от мала до велика, живут себе. И у многих даже есть мозги. И вдруг — ба-бах!
— Но ты же тоже к этому причастен, — напомнил Азирафаэль. — Искушаешь людей. Вполне успешно.
Кроули с тяжелым стуком опустил стакан на стол.
— Нет, это другое. Они же не обязаны поддаваться. Сам говорил, непостижимость, да? Ваша придумка, между прочим. Я понимаю, испытания людей, все такое. Но зачем же до уничтожения?
— Ну хорошо. Хорошо. Мне это нравится не больше, чем тебе, но я уже говорил. Я не могу непонино… непивовино… в общем, не делать, чего велено. Мне как… ангелу…
— На небесах нет театров, — заметил Кроули. — И фильмов немногим больше.