Лицо Метатрона начало приобретать выражение, знакомое всем тем, кто внимал своеобразной логике рассуждений Адама.
— Ты не можешь отказаться быть тем, кто ты есть, — сказал он в итоге. — Послушай. Твое рождение и предназначение являются частью Великого замысла. Известные события должны произойти. Выбор уже сделан.
— Бунт, раз-зумеется, славное дело, — прогудел Вельзевул. — Но порой бунт просто невоз-змож-жен. Ты долж-жен понять!
— Я вовсе не собираюсь бунтовать, — сказал Адам рассудительным тоном. — Я лишь выясняю, что к чему. Мне кажется, вы не порицаете людей за то, что они пытаются выяснить, что к чему. И мне кажется, было бы намного лучше не затевать борьбу, а просто посмотреть, что люди станут делать. Если вы перестанете мешать им, то они, возможно, найдут правильные решения и перестанут портить собственный мир. Я не говорю, что они обязательно так и сделают, — добросовестно добавил он. — Но у них будет такая возможность.
— Чепуха, — сказал Метатрон. — Ты не можешь противоречить Великому Замыслу. Тебе следует подумать. Это заложено в твоих генах. Подумай.
Адам нерешительно помедлил.
Его темная затаенная сущность все время была готова вырваться наружу, ее пронзительный шепот кричал: да, так и есть, именно такова твоя судьба, ты должен следовать Замыслу, ведь ты часть его…
Денек выдался не из легких. Адам устал. Спасение мира — слишком тяжкая работа для юного одиннадцатилетнего организма.
Кроули обхватил голову руками.
— На мгновение, всего лишь на миг мне поверилось, что у нас есть шанс, — сказал он. — Он растревожил их. О да, все шло прекрасно, пока…
Он заметил, что Азирафаэль выступил вперед.
— Извините меня, — сказал ангел.
Троица взглянула на него.
— Вы говорили о Великом замысле, — сказал он, — значит, вероятно, вы имели в виду непостижимый замысел, не так ли?
— Это Высший Замысел, — после короткого раздумья категорически заявил Метатрон. — И вам это прекрасно известно. Миру отпущено шесть тысячелетий, и он завершится…
— Да, да, все верно, это именно Высший замысел. — Азирафаэль говорил вежливо и почтительно, но всем своим видом напоминал участника политического заседания, который собирается задавать щекотливые и нежелательные вопросы и не намерен умолкать, пока не услышит удовлетворительного ответа. — Я просто спрашиваю, остался ли он непознаваемым. Мне лишь хочется прояснить данный момент.
— Не имеет значения! — поспешно воскликнул Метатрон. — Разумеется, все осталось как прежде!
«Разумеется?» — подумал Кроули. Значит, они ничего не знают наверняка. На губах его заиграла дурацкая улыбочка.
— Иными словами, у вас нет полнейшей уверенности по данному вопросу? — продолжал Азирафаэль.
— Нам не дано постичь непознаваемый замысел, — сказал Метатрон, — но, безусловно…
— Однако этот Великий замысел может быть лишь крошечной частью всеобъемлющей непостижимости, — вставил Кроули. — Вы не можете быть уверены в том, что все эти события не является единственно верными с определенной непознаваемой точки зрения.
— Так предначертано! — взревел Вельзевул.
— Но, возможно, в другом месте будет начертано совершенно другое, — возразил Кроули. — Только об этом вам пока неизвестно.
— Большими буквами, — сказал Азирафаэль.
— Написано и подчеркнуто, — добавил Кроули.
— Двойной чертой, — предположил Азирафаэль.
— Может быть, испытание предназначено не только для мира, — сказал Кроули. — Возможно, испытание должны пройти и небожители? М-м? Интересная мысль?
— Господь никогда не разыгрывает Своих преданных слуг, — возразил Метатрон, но голос его звучал встревоженно.
— Ой ли, — сказал Кроули. — Так уж никогда и не разыгрывал?
Взгляды всех собравшихся вдруг устремились на Адама. Он, казалось, очень старательно обдумывал все услышанное.
Затем он сказал:
— Я не понимаю, почему так важно, что там написано. Даже если речь идет о людях. Ведь можно вычеркнуть одно и написать другое.
Легкий ветерок пронесся над авиабазой. Собравшиеся в небе воинства подернулись рябью, подобно миражу.
Наступил момент такой тишины, которая, возможно, была за день до Сотворения.
Адам стоял, с улыбкой глядя на представителей двух миров, — хрупкая фигурка, уверенно балансирующая между Небесами и Адом.
Кроули подхватил Азирафаэля под руку.
— Ты представляешь, что произошло? — взволнованно зашипел он. — Его предоставили самому себе! И он вырос человеком! Он не стал воплощением Зла или воплощением Добра, он стал просто… воплощением человека…
И тут.
— Я полагаю, — сказал Метатрон, — что мне необходимо получить дальнейшие указания.
— Мне тож-ж-же, — сказал Вельзевул. Его ярость выплеснулась на Кроули. — И я доложу о твоем участии, уж можешь мне поверить. — Он полыхнул свирепым взглядом на Адама. — И я даже не представляю, что скажет твой Отец…
В этот момент раздался оглушительный взрыв. Шедвелл, который уже несколько минут пребывал в жутком возбуждении, наконец совладал с собой настолько, что его дрожащие пальцы сумели спустить курок.
Дробь пролетела рядом с тем местом, где стоял Вельзевул. Шедвелл так никогда и не узнал, как ему повезло, что он промахнулся.
Небесный свод покачнулся и стал просто небом. Клубившиеся в вышине облака начали распутываться и растворяться.
Молчание нарушила мадам Трейси.
— Странные какие-то, — сказала она.
На самом деле она вовсе не имела в виду «Странные какие-то»; вероятно, она подразумевала, что ее впечатления может выразить разве что ужасный вопль, но человеческий мозг обладает поразительной способностью к восстановлению, и слова «Странные какие-то» стали частью быстрого целительного процесса. Через полчаса она уже считала, что просто выпила лишнего.
— Теперь уже все, как ты думаешь? — спросил Азирафаэль.
Кроули пожал плечами.
— Не для нас, к сожалению.
— Я не думаю, что у вас есть основания для тревоги, — авторитетно успокоил их Адам. — Мне все известно о вас двоих. Не переживайте.
Он посмотрел на Этих, которые стойко выдержали последнее испытание. И, поразмышляв слегка, он сказал:
— По тем или иным причинам последнее время в мире творилось слишком много беспорядков и неприятностей. Но мне кажется, все будут намного счастливее, если о них удастся забыть. Не то чтобы совсем забыть, просто сохранившиеся воспоминания будут смутными. И тогда мы сможем спокойно разойтись по домам.
— Но ты не можешь оставить все как есть! — проталкиваясь вперед, воскликнула Анафема. — Подумай о том, на что ты способен! О добрых делах.