Маша с изумлением поняла, что ей совсем не страшно. Она вообще никогда не боялась темноты, даже когда шла одна по темным коридорам из девичьей, наслушавшись страшных сказок про домовых и леших. Гораздо больше ее напугало бы прикосновение паука или попискивание крысы, шорох ее голого, тонкого, длинного хвоста. Здесь же, слава богу, никакой насекомой нечисти не было, а значит, и бояться было нечего. И тут же совершила второе, не менее радостное открытие: она обнаружила, что видит свою темницу! Нет, ниоткуда не проникал свет, однако же Маша с каждым мгновением все отчетливее различала очертания довольно просторного помещения, в углу которого стояла каменная скамья – единственный предмет обстановки.
Получается, она обладала редкостной, сказочной способностью видеть в темноте?! Ох, недаром брат Алешка называл ее Кошкин Глазок! Глаза у Маши были вообще-то светло-карие, но изредка, в минуты сильного волнения, правый темнел почти до черноты, а левый, наоборот, высветлялся до поистине кошачьего желто-зеленого цвета, и в детстве Алешка иногда нарочно старался раздразнить сестру, чтобы увидеть это волшебное преображение ее глаз. Однако никогда раньше Маша не замечала за собой каких-то сверхъестественных свойств, и, верно, ее «ночное зрение» проявило себя лишь в минуту крайней опасности. Что ж, очень вовремя!
Маша огляделась. Она уже давно слышала легкое журчание, а теперь увидела, что из стены, вернее, из пасти каменного льва, чья голова украшала стену, сочится тоненький ручеек. Маша бросилась туда и с наслаждением напилась.
Итак, смерть от жажды ей, по крайней мере, не грозила. Она принялась быстро ходить вдоль стен, чтобы согреться, а главное – чтобы получше оглядеть место своего заточения, но, сколько ни металась туда-сюда, не нашла даже признаков окон, дверей или хоть каких-то отверстий, сквозь которые можно было сюда попасть.
В этот миг издалека донеслось металлическое лязганье и грохот – похоже было, словно снимали тяжелые засовы и с трудом отворяли отсыревшую дверь.
Первым побуждением Маши было кинуться туда, к выходу, но она окоротила себя и только перебежала поближе к тесному коридорчику. Слышались медленные шаги… глухое ворчание: пришедший, верно, не обнаружил узницы там, где бросил ее бесчувственное тело, и злобно недоумевал.
– Эй! Ты где?! – послышался вопль, более похожий на звериный рев.
Маша невольно задрожала, но ненависть к этому рыкающему чудовищу, которое так люто покусилось на ее свободу, взяла верх над страхом и вернула ей отвагу.
На черных каменных стенах замелькали слабые отсветы – тюремщик, верно, шел с факелом, и Маша торопливо заслонила лицо рукавом, опасаясь, чтобы яркий свет не ослепил ее и не лишил чудесного «ночного зрения».
Было очень трудно сдержать нетерпение, но все-таки Маша, замерев в углу, выждала миг, когда тюремщик выбрался из склепа в зал, с трудом распрямился и сделал несколько шагов, освещая факелом углы и пытаясь отыскать затаившуюся пленницу. Он тяжело, запаленно дышал, а потому не расслышал, как за его спиной легкая тень метнулась в коридорчик и беззвучно, чуть касаясь ногами пола, понеслась по нему. Приходилось все время помнить об угрожающе низком своде, а потому Маша бежала, пригнувшись, не столь быстро, как хотелось, однако скоро коридорчик кончился, и она очутилась в зале, всем похожем на первый – даже скамья стояла в углу, точь-в-точь как там! – однако вместо львиной морды в стене зияло отверстие.
Дверь! Открытая дверь!
Маша устремилась туда, как стрела, пущенная в мишень. И сердце ее едва не разорвалось от неожиданности и горя, когда чьи-то руки вдруг схватили ее так крепко, что шевельнуться было невозможно, и звонкий молодой голос насмешливо произнес:
– Не так быстро, сударыня! Вы отдавили мне ногу!
Итак, тюремщик пришел не один.
А надо, надо было это предвидеть! Следовало быть осторожнее, но что уж теперь… Она рвалась, кусалась и царапалась, но схвативший ее человек не церемонился: болезненным ударом под ребро заставил согнуться вдвое и закашляться, а когда она наконец смогла разогнуться и перевести дух, уже набежал тюремщик и разразился бранью.
Другой разбойник покатывался со смеху, глядя на ее перекошенное от отвращения лицо. Маша метнула на него возмущенный взор и неожиданно – факел в руке тюремщика светил достаточно ярко – узнала его. Это был тот самый парень, который в корчме молча слушал рассказ о прусских разбойниках, а потом помогал освободить от вещей застрявшую карету! И спутника его Маша теперь узнала – это угрюмое, полудикое существо, исполненное животной тупости и звериной злобы.
– Вы следили за мной? Стерегли меня? – выкрикнула она возмущенно.
– Разумеется, – кивнул молодой. – Я узнал бы вашу колымагу среди сотен карет по водруженному на ней множеству всякой поклажи!
Вот как? Узнал бы? Стало быть, эти двое ждали в лесу именно Машину карету? Ну, понятно: когда перегружали вещи в том городишке, нацелились на чужое добро и напали.
Нет. Зачем им тогда хозяйка всех этих сундуков?..
Самой додуматься до ответа Маше не дали. Ответ ей буквально бросили в лицо: черный ткнул в какую-то бумагу и прорычал:
– Пиши!
– Погоди, Жако, – успокоил его напарник. – Надобно быть обходительней с дамой.
Маша взглянула на него повнимательнее. Он был недурен собою, боек, развязен; речь и манеры выдавали человека более или менее воспитанного и образованного в отличие от ужасного Жако – когда тот произносил хоть слово, первым чувством Маши было изумление, что это дикое вообще животное обладает даром речи. Конечно, ведет в сем дуэте молодой… ну что ж, надобно послушать, что он скажет.
– Сударыня, я весьма сожалею, что приходится беседовать с вами в столь неподходящем для этого месте, но, к несчастью, обстоятельства диктуют нам свою волю, – начал разбойник как по писаному, и Маша подумала, что перед ней, наверное, какой-то недоучившийся студент или неудачливый стряпчий.
Однако ее весьма заинтересовало словечко «обстоятельства». Интересно, что же это за обстоятельства такие, которые «диктуют свою волю»?.. И она вновь со вниманием принялась слушать.
– Жизнь и свобода ваши всецело в руках ваших, – продолжал разбойник. – Мы подадим вам бумагу и перо, а вы напишете на сей бумаге несколько слов, после чего сделаетесь полностью свободны от всех забот.
Маша поглядела на него задумчиво. Весьма любопытно, какой смысл вкладывает он в свои слова?..
– Что я должна написать? – спросила Маша и порадовалась тому спокойствию, с каким звучал ее голос.