В конце концов его занесло не куда-нибудь, а в провинциальный Нью-Джерси, где он некоторое время делил кров с другим индонезийцем, знакомым по лайнеру. Он нашел работу в торговом центре, в кафе, торговавшем сэндвичами, — очередная каторга для иммигрантов по десять-двенадцать часов в день, только на этот раз вместо выходцев с Филиппин его товарищами оказались мексиканцы. За те первые несколько месяцев он больше обучился испанскому, чем английскому. В редкие минуты, когда выдавалось свободное время, Юди садился на автобус до Манхэттена и просто бродил по улицам, очарованный городом до такой степени, что невозможно описать, — он и сейчас говорит, что «во всем мире не найдется места, где было бы столько любви». Случайно (не иначе как благодаря своей улыбке) он познакомился с компанией молодых музыкантов со всего мира и стал у них гитаристом. Талантливые ребята с Ямайки, из Африки, Франции, Японии, они играли вместе ночами. На одном из джемов Юди познакомился с Энн, красивой блондинкой из Коннектикута, игравшей на басу. Они полюбили друг друга и поженились. Нашли квартиру в Бруклине и стали жить в окружении веселых друзей, вместе катаясь во Флорида-Кис. Им жилось невероятно счастливо. Очень скоро Юди почти в совершенстве выучил английский. И подумывал о том, чтобы поступить в колледж.
Одиннадцатого сентября Юди стоял на крыше своего дома в Бруклине и смотрел, как рушатся две башни. Как и все, он был парализован горем от случившегося — как мог кто-то совершить столь ужасающее надругательство над городом, где столько любви как нигде во всем мире? Не знаю, следил ли Юди за последующими событиями, когда Конгресс США отреагировал на угрозу террористической атаки принятием Патриотического акта — закона, устанавливавшего новые драконовские иммиграционные правила, многие из которых были направлены против мусульманских стран, Индонезии в том числе. Один из его пунктов гласил, что все индонезийские граждане, проживающие в США обязаны зарегистрироваться в Департаменте внутренней безопасности. Телефоны в доме Юди начали звонить не переставая — он и его друзья, молодые индонезийские иммигранты, ломали голову, что же им делать. У многих виза была просрочена; они боялись, что, явись они для регистрации, их депортируют. Но они боялись и не явиться — ведь это означало бы, что они ведут себя, как преступники. Очевидно, исламские фундаменталисты, разгуливающие себе по Штатам, предпочли проигнорировать этот закон, но Юди решил, что должен зарегистрироваться. Он был женат на американке и хотел изменить свой иммиграционный статус и стать полноправным гражданином. Ему не хотелось жить скрываясь.
Юди и Энн проконсультировались со всеми адвокатами, однако никто не знал, что им посоветовать. До одиннадцатого сентября никаких сложностей бы не возникло, — поскольку Юди был женат, он мог просто пойти в иммиграционную службу, продлить визу и начать процесс получения гражданства. Но теперь… Кто знает, чем это чревато. «Новые законы еще не опробованы, — говорили иммиграционные юристы. — Вы станете первым подопытным». И вот у Юди и его супруги состоялась встреча с любезным служащим иммиграционной службы. Молодожены поведали ему свою историю, после чего им сообщили, что Юди должен вернуться в тот же день для «повторного собеседования». Именно тогда им следовало насторожиться, ведь Юди строго-настрого приказали прийти без жены и без адвоката, с пустыми карманами. Надеясь на лучшее, он вернулся в офис один, без документов. Тогда-то его и арестовали.
Его перевели в тюрьму в Элизабет, Нью-Джерси, где он пробыл несколько недель с другими иммигрантами, которых было великое множество. Всех их недавно арестовали на основании Акта о внутренней безопасности; все жили и работали в Америке уже много лет, но большинство не говорили по-английски. Некоторые с момента ареста не имели возможности связаться с семьей. В тюрьме они стали невидимками: об их существовании не знал никто. Энн, пребывавшей уже на грани истерики, потребовалось несколько дней, чтобы выяснить, куда забрали мужа. Самое яркое воспоминание Юди о тюрьме — группа худых и испуганных нигерийцев с кожей черной, как уголь, которых обнаружили на грузовом судне внутри стального контейнера. Прежде чем их нашли, они почти месяц прятались в этом ящике в трюме корабля, пытаясь пробраться в Америку — или куда-нибудь. Они не имели представления о том, где находятся. Их глаза были так выпучены, вспоминает Юди, будто фонари до сих пор светили им в лицо.
После периода заключения американское правительство выслало моего друга Юди, христианина (но по их мнению, видимо, исламского террориста), домой в Индонезию. Это было в прошлом году. Я не знаю, разрешат ли ему когда-либо вернуться в Америку. Они с женой до сих пор пытаются решить, как им теперь жить; перспектива поселиться в Индонезии в их мечты о будущем не входила.
Пожив в развитой стране, Юди так и не смог заново привыкнуть к трущобам Джакарты и переехал на Бали, чтобы попытаться обосноваться здесь. Но и тут возникли проблемы: общество не принимает его как своего, так как он не балинезиец, а яванец. А балинезийцы не питают к яванцам ни капли симпатии, считая их всех без исключения ворами и попрошайками. Здесь, в родной Индонезии, Юди гораздо больше сталкивается с предрассудками, чем в Нью-Йорке. Что ждет его в будущем, он не знает. Возможно, Энн приедет к нему, и они будут жить вместе. А может, и нет. Какие у нее здесь перспективы? Их молодая семья, существующая теперь исключительно через Интернет, на грани краха. А Юди кажется, что здесь ему не место; он утратил почву под ногами. Он чувствует себя американцем гораздо больше, чем индонезийцем; мы с ним используем одни и те же словечки, вспоминаем любимые нью-йоркские рестораны, обсуждаем одни и те же фильмы. Он приходит ко мне по вечерам и играет на гитаре совершенно волшебные песни. Мне так хочется, чтобы он добился признания. Если бы была в этом мире хоть капля справедливости, он давно стал бы звездой.
«Не жизнь, а сплошной дурдом, а, подруга?» — говорит он.
Почему жизнь — сплошной дурдом, Кетут? — спрашиваю я старика наутро.
— Бхута иа, дева иа, — отвечает тот.
— Это что значит?
— Человек — демон, человек — бог. И то и другое правда.
Знакомое утверждение. Вполне в духе индийской философии, вполне в духе йоги. Как много раз объясняла моя гуру, идея в том, что все люди рождаются с равным потенциалом к деградации и развитию. Элементы тьмы и света одинаково присутствуют в каждом, и от человека зависит (или от семьи, или от общества), что выйдет на поверхность — добродетель или порок. Безумия, творящиеся на планете, по большей части являются результатом человеческой неспособности обрести эффективное внутреннее равновесие. В результате мы все, на личном и коллективном уровне, становимся невменяемыми.
— Но как можно исправить этот безумный мир?
— Никак. — Кетут рассмеялся, но добродушным смехом. — Такова природа мира. Такова судьба. Думай лишь о том, как самой не сойти с ума, — постарайся достичь мира в своей душе.
— Но как это сделать?
— При помощи медитации. Цель медитации — достижение счастья и покоя, это очень просто. Сегодня я научу тебя новой медитации, и ты станешь еще лучше. Она называется медитацией четырех братьев.