Резак доводит дугу, я подхватываю вырезанный кусок люка, толкаю к потолку и прижимаю керамотексовой сеткой. Это пещерники перед самым выходом спроворили, им на исследования образец нужен, а у меня лишние полминуты уходят! Из отверстия пышет жаром, раскаленные края опаляют шерсть. Глаза щиплет все сильнее, текут слезы, да еще нос чесаться начинает и горло першит… вот уж вовремя! Чихаю, с трудом удерживаясь на ногах. Переключаю резак в режим рассеянного освещения, тусклый красноватый свет дает возможность оглядеться.
Вахтовый распластался на полу рядом с люком, ничком, в позе для пещерников вовсе даже не характерной, словно упал внезапно и не смог подняться. Он успел, кажется, все собрать – два ящика с меткой «на базу» стоят вплотную к выходу, я больно бьюсь ногой, чуть не падаю, равновесие удерживаю с трудом, но при этом обжигаюсь о край выплавленной дыры. Не капитан, а тридцать три несчастья! Отпихиваю ящики вбок, спертый воздух обжигает глотку, снова теряю равновесие… вместо падения сажусь на пол рядом с пещерником. Вот и хорошо… нам пора спасаться.
Потерявшие упругость крылья укутывают худое пушистое тельце мятым одеялом, обвисают, мешают ухватить как следует. Но ничего, ухватила, перекинула на «Мурлыку», прыгнула следом – и поразилась контрасту. Мой воздух не только холоднее, но и чище. Видно, где-то на посту оказался не слишком жаростойкий пластик. Да, великая вещь мембрана. Беру пещерника в охапку, бегом лечу в медкомплекс, успеть бы… Стряхиваю в ванну мордой в гель – возиться с крыльями времени нет. Ничего, жить будет. Если не упадем.
Перетащить ящики – пара минут. Отстыковаться – еще полминуты. Я рванула вверх по крутой дуге, охладитель как раз подходит к зоне вулканов, выбросы жидкой лавы огненными фонтанами подсвечивают ночь.
Потом, уже на станции, мне показали запись: толчок отдачи роняет охладитель вниз, скорость растет все быстрее, так быстро, что ускорение заметно и без подсказки титров, вот он уже теряется в столбе пара, в облаке пепла, а вот и лавовые выбросы начинают цеплять его… падение только угадывается, но достаточно отчетливо. Еще немного, и нам бы обоим не спастись.
На базе ждут. В тесный швартовочный ангар народу набилось под самый потолок, и не думаю, что хотя бы десятую часть их привела сюда работа. Хотя – такого оперативного приема мне еще не оказывали. Только люк сама и открыла. Штатный медик тут же уводит меня в свой отсек. Я не спорю – чую, надо. Всего-то пара минут в жаре начинавшего плавиться поста, было б о чем говорить! А глотку словно когтями дерет, да и голова подозрительно тяжелая. Конечно, я предпочла бы лично проследить за тем, что остальная толпа делает на «Мурлыке», ну да ладно. И так ясно – одна команда обихаживает два ящика свеженькой информации, другая – побывавший в нестандартных условиях корабль. И конечно, мед-блок тоже не обойден вниманием. Пещерники тем и хороши, что абсолютно предсказуемы. Ну и тем еще, конечно, что всегда ясно, можно ли им доверять в данную конкретную минуту в данной конкретной ситуации. Сейчас доверять можно.
Медик обихаживает меня, как родную. И это вполне естественно, учитывая, что я спасла одного из них от верной гибели – пещерники не любят терять своих. Я их понимаю. Но мне не до разговоров и не до лечения – такая навалилась усталость, что, кажется, спасти от нее может разве что немедленная смерть. И я вырубаюсь, падаю в сон, под воркование пещерника так хорошо спится…
Говорят, все хорошо, что хорошо кончается. Не знаю… «Мурлыка» простояла на базе пещерников четырнадцать стандартных часов. За это время медкомплекс привел в относительный порядок изрядно пропекшегося вахтового, дефектовщики проверили каждый миллиметр брони моего кораблика, а группа прибористов протестировала начинку и кое-что подладила. Что касается меня, то я спала. И даже почти выспалась. В общем, все в порядке, все довольны, разве что Телле пришлось сделать пару рейсов без напарника. Но, как сказал сам Телла, навестив меня, лучше остаться без напарника на день-другой, чем на весь остаток контракта.
Или-Раан не преминула лично сообщить об увеличении полагавшейся за операцию премии – жест, впрочем, не ее, а пещерников, усмехнулась Администратор. Ну, это и так ясно. Все хорошо, да. Только, опуская «Мурлыку» на швартовочную палубу боевой станции, я не верила в хороший конец. Не хотелось мне ни работы, ни pax-рубинов, ни уважения гвардейцев. Хотелось только пить, хотелось дико, невыносимо, и это казалось тем более противно, что ругать стоило только себя: кто мешал, входя на пост, надеть маску? Медик-пещерник, прощаясь, пообещал, что последствия отравления перестанут беспокоить часов через десять, максимум через пятнадцать. Хоть бы за эти часы еще чего не случилось, мрачно размышляла я, выпрыгивая на палубу. Возьму сейчас пару пайков и попрошусь у Теллы на отдых. До конца последствий.
– О, паленые усы идут!
Я притормозила на пороге зоны отдыха. Это что, в мой адрес шуточка? Не может быть…
– Хорошо поджарилась, Три Звездочки?
– Конечно, хорошо! От нее же до сих пор дымком припахивает, чуешь?
Ушам не верю! Чтобы мне и здесь устроили торжественную встречу?! Да нет, чего-то я недопонимаю, верно, совсем мозги притупились… недоспала. Плюхаюсь за ближайший свободный столик и выдыхаю:
– Воды… две, холодной.
– Что это с тобой? – Удивительное дело, Мира Ран Шфархов собственной персоной! Будь я немного в лучшей форме, обязательно бы съязвила на предмет наблюдения сверху за чужими подвигами. Но на ехидство нет сил, к тому же моя вода прибыла.
– Траванулась, – хриплю, хватая запотевшую бутылку. – Там пластик какой-то потек. Сейчас уже ничего, только пить хочется.
– Ну, пей, – хмыкнул Ран. Будто разрешил. – Лихо ты управилась. Знаешь, мы тут смотрели.
– Интересно было? – вяло интересуюсь я.
– Вот именно. – Ран встает: к столику подошел Телла. – Пока, Альо Паленые Усы. Телла, забрал бы ты ее отсюда. А то боевой дух роняет своим сонным видом.
– Воистину, – соглашается Телла. – Пойдем, Альо. Твой медблок давно освободился, и если тебе все равно, на чем спать, я предложил бы биогель.
– Ну и денек, – только и смогла выговорить я.
Не скажу, что после этого случая гвардейцы признали меня за свою: ханны слишком твердолобы, чтобы враз переменить сложившееся мнение. Но что-то изменилось. Мое появление в зоне отдыха не отмечается больше внезапной тишиной, а дежурный диспетчер вполне может вместо «Три Звездочки» вызвать «Паленые Усы». Эта кличка основательно ко мне прилипла. Потому, наверное, что не вызывает неприятных ассоциаций с капитаном Три Звездочки, объявленным когда-то вне закона Семьей Мраллау, а немногим позже занесенным в черный список Советом Семей. Как же, со знаменитой на всю Галактику кошачьей гордостью – и признать имя врага. И еще, кое-кто из них втайне надеялся, что я обижусь. Я долго этого не понимала, но Телла куда проницательней меня. Когда он решил прояснить для меня ситуацию, мне стало противно сначала, а потом – смешно. Я не настолько ханна, чтобы обижаться на прозвища.