— Потому и лучше, — буркнула Паола, принимаясь за еду. — За какие сковородки вчера пили, расскажи.
Оказалось, те горгульи, которых видела Паола — и которые едва не стоили жизни Квентину, — расшвыряв хилый патруль городской стражи, и впрямь были смяты набежавшими на шум женщинами.
— А чего ж, — с нескрываемым удовольствием усмехнулась Дебора, — пока мужики на стенах машутся, бабам тоже лучше при деле быть. Иначе от страха одуреешь.
— И что, правда сковородками?!
— Да кто чем. Сама, поди, понимаешь, разбирать некогда было. Я вон вертелом, сдуру-то… ну чего смеешься, погнула ж в дугу, теперь кузнецу нести, чтоб выправил!
Скрипнула дверь, на пороге стал, моргая, мальчишка, протараторил:
— Утро доброе! Господин маг госпожу жезлоносицу зовет!
— Куда? — спросила Паола, торопливо запивая элем недопрожеванное мясо.
— В ратушу.
— Доешь, — помрачнела Дебора. — Ишь, подхватилась. Подождет господин маг. Небось старшины наши городские, глисты ратушные, столичному гостю заскучать не дадут. И ты, малой, в дверях не топчись, за стол иди.
— Не, — вздохнул мальчишка, — мне к господину кастеляну бежать, — развернулся на пятке и исчез.
Паола фыркнула и потянулась взять еще мяса. Вот ведь, уже умяла — мужику впору, а есть до сих пор хочется зверски. Слишком выложилась вчера.
Спустился Тагран, сел рядом, молча налил себе эля, взял мяса. Вчерашний разговор показался вдруг сном, сердце трепыхнулось испуганно, и Паола спросила:
— Ты пойдешь со мной?
Сама не знала, что имела в виду, вряд ли Ольрика, ведь маг ее одну звал, но почему-то теперь, именно теперь, разлучиться с Таграном даже на несколько часов стало страшно. Как будто ненадолго отступившая война только и ждет подкараулить и разметать друг от друга прочь. Как наяву послышался голос Сай: «Только не опоздайте, слышишь». Девушка зябко поежилась.
— Чего боишься? — едва заметно усмехнулся варвар. — Сегодня боя не будет.
— Война, — тихо ответила Паола, — как не бояться.
Подумала: я хочу, чтобы он пошел со мной, видит Отец наш Небесный, мне не нужно другого спутника, и другого мужчины тоже. Но если я потеряю его…
— Война закончится. — Тагран взял еще мяса, кивнул Деборе, принесшей для него горячей яичницы. — Войны заканчиваются и начинаются, это жизнь, чего бояться. Не думай о войне, Ола.
— А о чем? — Паола попыталась улыбнуться. — Вот ты о чем думаешь?
— Мяса мало. — Варвар ткнул ножом в последний кусок жаркого. — Боя сегодня не будет, надо отдыхать. Вчера повезло. А ты красивая и храбрая.
Паола фыркнула:
— Сказа-ал…
— И у тебя будут храбрые дети, — продолжал варвар. — Я рад, что ты станешь мне женой.
Деревянная руна потеплела, толкнулась в грудь. Паола едва не засмеялась: что толку в предсказаниях, когда и без них уже все ясно! Одна радость, сказать — сбылось!
К Ольрику отправились вместе. Солнце стояло уже высоко, но улицы были безлюдны и тихи, даже патрули не встречались.
— Голыми руками бери, — буркнул варвар. — Видно, что вы воевать отвыкли.
Паола поежилась. Будь адских полчищ и правда полчища… хотя не так уж мало их было вчера, не подоспей подмога, как знать, за кем бы осталась победа.
Перекликнулись на стене часовые — лениво, сонно. «Все споко-ойно!»
— Все спокойно, — тихо повторила Паола. — А мне вот тревожно, знаешь. Как будто надвигается что. Воздух на плечи давит.
— Сегодня боя не будет, — в который раз сказал Тагран. — Отдохнуть тебе надо.
Паола вздохнула: да, наверное. Жаль, Ольрик так не думает. Мог бы и попозже позвать.
Неясная тревога продолжала грызть, вспоминался сон, волны, далекая колыбельная и голос Сай. И все казалось, будто что-то важное упустила, не запомнила. Осенило, когда вышли на ратушную площадь. Паола остановилась, глядя на храм, сказала:
— Ой. Мне ведь родители снились. Вроде как благословили. Ты им понравился. А потом твоя мама вернуться звала, говорила — свадьбу справим по обычаю. И Сай… Тагран, слушай! — Девушка схватила варвара за руку, заговорила быстро и взволнованно: — Давай зайдем, попросим жреца по нашему закону брак скрепить. Ольрик просто так не позовет, мое дело жезлы ставить, а не раненых лечить! В войну отдыхать некогда, может уже сегодня и услать, не сегодня, так завтра, а с кем? Жезлоносица с варваром — не по обычаям, мне в защитники рыцарь положен. А жену с мужем разлучить не посмеют.
Тагран молча повернул к храму.
Здесь было пусто и безмолвно: раненых разобрали долечивать по домам. Мозаичный пол отмыли от крови и копоти, в раскрытую дверь и окна-бойницы тянуло прохладным утренним ветром. Вчерашние крики и стоны казались дурным сном. Гасла тихим эхом под сводами молитва старого жреца: да не ослабнет сила воинов Твоих, да укрепится вера и надежда в сердцах наших, да сгинут адские твари обратно в бездну огненную…
— И да воцарится мир на землях Невендаара, — вслед за стариком повторила Паола.
Жрец, окончив молитву, обернулся к пришедшим, неторопливо пошел навстречу. Вчерашний день выжал и его: осунулся, темные тени легли под глазами. Скольких на ноги поднял, отмолил от смерти?
— Благословение Всевышнего да пребудет с вами, — приветствовал их жрец. — Вижу руку Его и милость в том, что вы двое пришли в наш город. — Вгляделся в лицо Паолы, нахмурился: — Что гложет тебя, дева?
Паола сглотнула, стиснула руку Таграна. Ответное пожатие придало уверенности.
— Мы пришли объявить перед Отцом Небесным, что собираемся жить отныне, как муж и жена, и просить благословения Его.
Брови жреца удивленно полезли на лоб:
— Но, дитя… ты и… пристало ли небесной деве…
Взглянул на Таграна, осекся, побелел. Паола покосилась на варвара, с трудом сдержала улыбку. Сказала со всей торжественностью, на какую хватило сил:
— Я клянусь перед лицом Всевышнего, что наше решение обоюдно и добровольно, и у нас есть родительское благословение.
— Но…
Обвел беспомощным взглядом пустой храм.
— По малому обряду, — тихо сказала Паола. — Война, мы торопимся. Не до гостей, после свадьбу справим.
— Хорошо. — Жрец выдохнул, как показалось девушке, с облегчением. — Я должен еще спросить, верует ли твой избранник, но я принимал его в храме и помню его слова. Этого достаточно. Становитесь на колени, дети.
Тагран чуть заметно хмыкнул. А Паола подумала: повезло. В столичном храме от варвара потребовали бы самое малое отречения по всей форме от ложных богов, покаянного поста во искупление заблуждений и принятия новой веры торжественно, перед целой толпой церковников, а здесь жрец да служка, и те не сиянием веры озабочены, а жизнями людскими. И вчерашним героям дозволена поблажка.