— Но моя сестра не желала крови, — покачала головой Ольга Силовна. — Она желала иного.
— Устроить Новый Матриархат! — подхватила любимую песню Землепотрясная Даша. — Мы в теме! Жалко, теперь матриархата не будет. Разве что я устрою его своими руками. То бишь ногами. В пику таким, как Катя! Я ей еще устрою… — угрожающе затрясла рюмкой Чуб.
— Отказавшись от Киева, Екатерина Михайловна утратила силу, — сказала Наследница Ольга. Она обращалась к Даше, и обращение к ней было на порядок уважительней, чем все сказанное Маше и о Катерине. — Но вы и поныне способны на многое.
— Я? — (До сего дня дифирамбы доставались только старшей и младшей из Киевиц.) — Вы так думаете? — расцвела Даша.
— Я знаю, — весомо сказала Наследница. — В руках ваших огромная сила.
— Пиздец! — потряслась певица. — Нет, правда? И как мне ее проявить?
— Вы проявите ее. Но напомню, семиструнный талисман остался в мире слепых. И Лира проложит свой путь — так или иначе.
— То есть матриархат все-таки будет? — еще больше возрадовалась Землепотрясная Даша.
— По моему помышленью, — поведала Ольга, — теперь он будет нескоро.
— Насколько нескоро? Я хоть доживу? — Чуб жадно ловила каждое слово.
Наследница Ольга была неприятной, чванливой и невероятно похожей на Катю. Но обещанная Даше великая сила заставила ту позабыть о таких мелочах.
— В 50-х, 60-х годах женские права признали даже в Египте и Афганистане, — утешила Чуб Ковалева. — Рано или поздно признают и у нас. Пусть позже. Пусть в 77-м, как в Перу.
— В 77-м мне будет девяносто лет! — отчаялась Даша.
— В любом случае, ради того, чтобы ускорить этот процесс, не стоило приносить столько жертв, — непримиримо сказала студентка.
— Стоило или нет, отныне все зависит лишь от того, чьи пальцы коснутся струн. — Наследница многозначительно поклонилась поборнице матриархата. — Но будет он или нет, моя сестра не желала того! Она не желала революции, которую вы именуете Великой Октябрьской. Она не желала революции, которую вы именуете началом Нового Матриархата. Она желала совершенно иного.
— Чего же? — спросила Чуб (не понимая, чего еще можно желать?).
— Осуществить пророчество Великой Марины. «Когда в Город третий раз придут Трое, они примирят два непримиримых числа»!
— Выходит, — удивилась новости Маша, — ваша сестра никому не желала зла?
— Но она, выходит, и добра никому не желала, — разобиделась Чуб. — Ей было плевать на слепых амазонок!
— Зла и добра не существует, — сказала Наследница. — Но моя несчастная сестра отказывалась верить, что любое большое добро — только изнанка еще более великого зла.
— Я хотела сказать, — выправилась экс-Киевица, разделявшая взгляды «несчастной сестры», — что ваша сестра не виновна в революции. То есть виновна, но косвенно. Не больше, чем та же Марина, пророчество которой заставило вашу сестру отдать слепым Лиру, которая случайно досталась Ахматовой, которая случайно сказала Богрову…
— Случайностей не существует, — свысока прервала ее Наследница Ольга. — Оттого, как только моя сестра Киевица оставила талисман в Царском саду, я немедля совершила обряд.
— Анти-обряд, — зачем-то поправила Маша.
— А, вы про трамвай и Катину прапрабабушку! — присоединилась певица. — Мы в теме!
— Я прознала род, из которого выйдет одна из Трех. Род был захудалым. Но пяти капель жертвенной крови хватило, чтобы Екатерина Михайловна исправила ошибку моей бедной сестры.
— Причем, исправляя ее, нас двоих она даже не сочла нужным спросить, — нажаловалась звезда кабаре. — А ведь там я была порядочной девушкой! А тут Катя обозвала меня проституткой. — Чуб влила в себя еще одну рюмку.
И Маша поняла, в чем состояло величье вина, — певица была безвозвратно пьяна.
— Выпейте и вы, — сказала Наследница. — Не утруждайтесь, я поднесу. Вам в тягость ступать по Земле. — Ольга Силовна встала с деревянного трона, подошла к столу, взяла Машино «Прошу налить» и подлила еще. — Вы израсходовали мою мазь? Я дам вам новую банку. Она поможет вам не совершить глупостей. Вы растранжирили все три своих «Мига»?
— Все три. — (Познакомив Катю с Богровым, Чуб с Муравьевым и возобновив свое знакомство с Владимирским, Маша уповала отныне только на естественный процесс восстановления сил.) — Будучи не-Киевицей, я бы все равно не могла их использовать.
— Разве слепые не ворожат? — усмехнулась Наследница. — Выпейте.
— Спасибо. — Маша посмотрела на Чуб. Вытянувшись на длинной скамье, та листала какой-то журнал. — Но вначале мне нужно понять, — экс-Киевица спешно собрала в кучу сто фактов, разлетевшихся в стороны при появлении Наследницы. — Если можно сначала… Ваша старшая сестра Персефона знала формулу Бога?
— Она познала ее!
— А вы узнали от нее?
— Именно так, моя милочка.
— Она высчитала, что, отдав слепым Лиру, она поможет Трем прийти в третий раз?
— Так и сталось.
— Но вы провели анти-обряд?
— Как вы верно подметили.
— Вы дали мне понять, что я видела «Вертум». Вы хотели помочь мне поверить и убедить в этом Катю.
— Можно судить и так.
— Вы, а не мы совершили Отмену! Вы, а не мы спасли миллионы людей. Но Лира продолжит свой путь. Мы не нашли ее. Она будет убивать и дальше.
— Как же вы похожи на мою несчастную сестру, — насмешливо сказала Наследница. — Вы отказываетесь признавать добро лишь потому, что в нем есть зло. Предсказываю: очень и очень скоро вы закончите, как она.
— Как ваша сестра?
— Вас тревожит, что девица Горенко принесла в жертву пятерых близких… Но ничуть не тревожит, что ради Отмены я принесла в жертву пятерых пращуров Екатерины Михайловны.
— Ну, в сравнении с пятьюдесятью миллионами… — забубнила историчка.
И потеряла дар речи.
Наследница сорвала салфетку, скрывавшую громоздкий сосуд. Рядом с добродушным графином на столе стояла банка, наполненная розовой жидкостью, — в ней плавала отрезанная голова Анны Михайловны Строговой.
Пятьдесят миллионов застряли у Маши в горле.
— Обряд завершен, — сообщила Наследница страшноглазой Анне Михайловне. — А что, — наклонилась она к помертвевшей студентке, приближая к ней смеющийся взгляд, — если я растолкую вам, Мария Владимировна, то, чего вы так отчаянно не хотите понять. То, из-за чего и я, и моя единокровная внучка так страстно желали Отмены… Все эти пятьдесят миллионов душ были принесены в жертву единственно ради того, чтобы на свет появились вы Трое!
— Не понимаю, — пролопотала Маша.
— А что здесь непонятного-то? — спросила Наследница. — Отменив революцию, вы не родились. Выходит, для того, чтобы вы родились, должны были умереть миллионы.