— Я не могу принять это. — Машины глаза помутнели от мысли, как всегда, когда она заглядывала в глубь себя. — И не смогу. Это не принцип. Я понимаю. Но не могу. Потому что не могу. Не знаю, как иначе сказать.
— Тогда, — уверенно сказал Машин Демон, — сила, которую дал вам Отец и которую вы не в силах принять, раздавит вас. Вы будете бояться ее, самой себя, делать два шага вперед, два назад. И закончите тем, что запутаетесь окончательно, забьетесь в какую-то дыру и погибнете там. А я так и не узнаю, какую дивную тайну Город узрел в вас.
— Я слишком человек, — сказала Маша. — Я — слишком человек.
Она осознала это.
Она увидела себя его глазами и испытала к себе его презрение.
Правда лежала перед ней. И она знала уже: «Это правда!» Добро — это зло, и нельзя совершить добра, не совершая зла. Нельзя получить, не потеряв. Нельзя спасти, не убив.
Но она не могла принять это!
— Я хочу, чтобы добро было без зла. Чтобы люди не убивали друг друга. И животных. И дети не были злыми… — сказала она.
— В общем, рай, — сказал ее Демон.
— Я слишком человек, — не стала оспаривать его определенье она.
— Нет, — отрубил он. — Вы — Киевица! Избранная Городом. И я не могу не уважать его выбор. Простите, что я медлил, простите, что дал чувствам право пренебречь его Истиной. Вы сказали, Весы покачнулись, и сильно…
— Они практически встали дыбом, — живописала студентка.
— Так я и думал, — сказал Демон угрюмо. — Не знаю зачем, Городу нужны Вы. Если Вас не будет, Равновесие нарушится.
— Да при чем здесь я? — Маша и впрямь не понимала, с чего Демон уделяет такое внимание ее рыжей персоне? — Киеву угрожает опасность! И я пытаюсь понять, чего он ждет от меня.
— Когда покачнулись Весы? — спросил темноглазый.
— Когда Акнир пришла к нам и объявила войну. Той же ночью на небе загорелся красный огонь. И мы спасли женщину, странную, она пыталась повеситься. Она рассказала про Лиру. Но самое странное то, что как только мы спасли ее — Весы уравновесились. Немного, но все же…
— Очень любопытно, — в неподдельном возбуждении подался к ней он. — Как только вы спасли ее?
— Не совсем, — исправилась Маша. — Как только я пошла в Прошлое и убедилась: Лира — не выдумка.
— Конечно же, Лира — не выдумка. Это я мог сказать вам сразу. Вы зря потратили время.
— Оно все равно останавливается, — глуповато оправдалась разведчица. — Я поняла, что иду правильно, и пошла дальше. И в 1906 встретила вас. Вместе с Михал Афанасьевичем…
— Это произошло всего минут тридцать назад?
— А вы разве не знали? — смутилась Маша.
— Откуда мне знать?! — Демон был раздражен. — Об изменениях знает лишь та, кому позволено менять Прошлое, — лишь Киевица. Прочие знают лишь то, что есть, и думают, будто так было всегда. Теперь, — безрадостно растянул губы он, — вы понимаете меня? Вы — слепая, — наделены безграничною силой. В сравнении с вами я — щепка, попавшая в водоворот.
— Выходит, — не смогла сдержаться «наделенная силой», — сейчас на Крещатике стоит здание старокиевской почты?!
— Стоит. Вижу, вы развлекались вовсю. — Он ухмыльнулся. Он больше не злился на Машу. — Хорошо, что вы пробуете силу… Старокиевская почта, — любезно известил ее он, — единственное здание в центре Крещатика, пережившее вторую мировую войну. Должен заметить, в окружении сталинских высоток оно смотрится преглупо. Но киевляне гордятся своей почтой — первым домом Крещатика.
— И все думают, что он стоял там всегда? — Маша испытала детский восторг.
— Я ж сказал. Что-нибудь еще, Мария Владимировна? Владимирский собор, ваш любимец, не был, случайно, взорван в 1941? На площади Независимости не была возведена безобразная башня? Насколько мне известно, это был только проект. Но откуда ж мне знать.
— Нет-нет, — засмущалась она. — Просто почта сама заговорила со мной…
— Вы слышите дома? — вскинулся Демон. — А вы не слышали иных голосов? Вы не слышали… Города? — спросил он с почтением.
— Нет.
Он замолчал.
Кто знает о чем?
Киевица, в сравненьи с которой Дух Города был «щепкой, попавшей в водоворот», не могла пройти в темноту его глаз, черных непроглядной тьмой траура оникса.
— Что ж… — Его голос вновь стал бесцветным. — Вы правы в одном — раз Весы выпрямились, вы на верном пути. Город указывает вам путь. И Лира — первый дорожный знак. Даже странно, что Отец подсунул вам Аннушку. Чтоб завлечь вас, больше подошел бы Булгаков.
— Но он там был.
— Вот вам и второй знак.
— Я не очень понимаю про знаки.
Демон облокотился на спинку стула, сложил руки на груди — «закрылся» опять.
— Исходя из того, что я знаю, уважаемая Мария Владимировна, Город относится к вам, лично к вам, с удивительной снисходительностью и нежнейшей любовью. Он нянчится с вами, точно с малым дитем, и трясет над вашею люлькой тряпичными куклами. Отец спокойно принимает тот факт, что вы ничего не знаете, не видите и не понимаете, и пытается общаться с вами на понятном вам языке. Агу-агу, Маша, Ахматова, Булгаков… Ведь если на тротуар ляжет бумага, на которой вы приметите надпись «Булгаков М. А», вы непременно поднимете ее!
— Подниму, — созналась Маша (тоном «И что из того?»). — Расскажи мне лучше про Лиру.
— Как прикажете, моя Ясная Пани, — молвил он. — Талисман был найден в Царском саду и приведен в действие с помощью крови…
— Анна уколола палец, — засвидетельствовала разведчица Прошлого.
— Я почувствовал: Лира нашла хозяина. И счел нужным познакомиться с ним.
— Но что это за талисман? — потребовала информации очевидица всего перечисленного. — И какое Лира имеет отношение к Киеву? — приобщила она подковыристый Дашин вопрос.
— В Киев ее привезла Киевица Марина.
— Та самая? Великая Марина? — подпрыгнули Машины брови.
— Марина, — опустил Демон оспариваемый иными вопрос о степени величия той. — Она считала, что древний род киевских ведьм, к коим, смею надеяться, хоть каплею крови относитесь и вы, происходит от амазонок, обитавших на территории Крыма.
— Амазонок?! — ошалела студентка-историчка. — Но ведь они полулегенда…
— Ведьм слепые и подавно считают сказкой, — парировал он. — На то они и слепые.
«Зачем же автор „погнал“ свою героиню, живущую в одном из арбатских переулков, Бог весть или черт знает куда, — далеко-далеко на юго-запад (направление легко установить по положению в это время на небе луны), вместо того, чтобы отправить ее прямиком на север, туда, где на Большой Садовой, всего в минуте лета от Арбата, ее ждал на полночном балу Воланд со свитой?