«По Булгакову, Иешуа Га-Ноцри тоже был распят на Лысой Горе [13] .
Как и этот Христос…
Ведь Владимирская горка прячет Лысую Гору…
…ту самую, где Ахматова прятала Лиру».
— Но мы говорили о писателях-женщинах, — напомнил о себе Машин спутник. Всякая женщина ближе к природе, ближе к Земле. А Мать-Земля не склонна к абстрактным идеалам и не видит дурного в том, чтобы накормить голодного волка зайцем. Потому-то едва Аннушка нашла талисман, ее младшая сестра попала в лапы к медведю. Затем заболел ее брат. Вот тут-то девочка испугалась и совершила обратную жертву — христианскую. Она пожертвовала самым дорогим ради спасения брата.
— Обратную жертву? — сказала студентка. — Анти-жертву? Как у Булгакова? — Она помолчала, ожидая, не станет ли Демон кричать, и договорила: — Мирон Петровский доказал: перед балом у Воланда Маргарита прилетает в Киев, в Город, где крещена Русь. Владимир крестил киевлян в реке — на правом берегу. И, купаясь в реке Чарторые на Левом — обратном берегу Днепра, Маргарита проходит обряд раскрещивания… То есть анти-обряд.
Демон не ответил.
— Но почему Лира выбрала Рику? А не, к примеру, бонну? — спросила Маша.
— Кровная жертва, — сказал Демон, не глядя на спутницу. — Все очень просто и, как я уже объяснял вам, материалистично: чем толще лошадь, тем больше рыбы. Смерть единокровной сестры, если так можно сказать, «толще» смерти посторонней женщины. Впрочем, Лире не нужна ничья смерть, ей нужна жизнь, энергия, сила, которую она передает хозяину. Вот отчего жизнь Аннушкиных братьев и сестер закончилась столь трагично [14] …
«И Ахматова сама предсказала смерть своей последней сестры — Ни».
— А Гумилев?
— Жизнь того, кто любит тебя, не худее кровной жертвы. Николай был влюблен в нее с семнадцати лет.
«Друг, который был в нее влюблен, тоже покончил. Студент-католик, который в Ахматову был влюблен, — покончил тоже. По этому поводу в Питере был жуткий скандал… Муж ее, Гумилев, раза три пытался из-за нее покончить с собой. А потом его расстреляли».
— Но почему он умирал так долго? Гумилев погиб в 21-м году.
— Чем сильнее жертва, тем дольше ест ее рыба, — развил свою аллегорию Демон. — Чем слабее, тем быстрее она умирает. Рика была маленькой, слабой, и сгорела сразу. Гумилев прибыл в Киев в двадцать один год. В двадцать два его нашли в Булонском лесу, он пытался отравиться цианистым калием. Но имеется еще один немаловажный нюанс. Вступив с ним в брак, Анна спасла его, как спасла в свое время и брата, вновь пожертвовав самым дорогим — свободой.
Пришли и сказали: «Умер твой брат»…
— немедленно выдала Машина стихолюбивая память произведение, посвященное, однако, не Ахматовскому брату Андрею, а Гумилеву:
Не знаю, что это значит.
Как долго сегодня холодный закат
Над крестами лаврскими плачет.
И новое что-то в такой тишине
И недоброе проступает,
А то, что прежде пело во мне,
Томительно рыдает.
Брата из странствий вернуть могу,
Любимого брата найду я,
Я прошлое в доме моем берегу,
Над прошлым тайно колдуя.
Анна написала это после того, как согласилась стать женой Гумилева.
После того, как Гумилева нашли в парижском лесу полумертвым. После того, как она вызвала его из странствий письмом. После того, как поняла: Демон не зря предупреждал ее — либо брак, либо смерть друга детства.
— Пока Николай Гумилев был ее мужем, он не мог умереть. Ведь не только по вашим, но и по нашим законам муж и жена — одно. А языческая жертва, как мы уже поняли с вами, не предполагает самоубийства. Пригодным для потребления, коли так позволено выразиться, Николай Степаныч стал только после их развода в 18-м. Он был сильным. Его хватило на три года.
— Все ясно, — въедливо сказала Маша. — Кроме одного. Зачем ты спасал его? Зачем выталкивал Анну замуж? Зачем нарушил Великий запрет? Откуда такая неестественная склонность к христианскому самопожертвованию?!
— Я выталкивал ее не замуж. А из Киева, — скупо ответил он.
— Но почему?! — навалилась на сопротивляющегося собеседника Маша. — Ты же не зря показал мне это. Не зря рисковал! Ты сам продемонстрировал мне, как нарушил табу. Теперь я могу призвать Суд на тебя самого. И наш Суд точно перенесут, уже потому что Стоящий по левую руку — сам подсуден.
Киевский Демон молчал, с омерзением разглядывая панораму «Голгофа».
Он молчал долго, прежде чем произнес:
— Мария Владимировна, я не случайно изложил вам теорию жертвы. Боюсь я, наш Отец — Город желает спасти вас… пожертвовав мной.
— Что? — вылетело из Маши.
— Лира, Аннушка, Миша тут ни при чем. Они — дорожные знаки, которые вели вас к спасению. И я так подробно рассказал вам историю Анны, чтобы вы поняли — она не стоит выеденного яйца. И дабы завершить рассказ до конца и успокоить вас окончательно, я скажу: где-то в середине жизни Ахматова отказалась от языческой веры. Потому провела старость в одиночестве. Когда на повестку дня стал вопрос о расстреле ее единственного сына Льва Гумилева, она пошла по столь излюбленному вами пути и выбрала в жертву себя. Это видно и по ее творчеству — она встала перед Богом. Вашим Богом.
— А теперь, — вопрос жег Машин язык недоверием, — ты собираешься повторить ее подвиг и пожертвовать собой ради меня?
— Вы снова не поняли, — бесстрастно сказал он. — Не я принял это решение. Мне же остается только принять мою участь. На час раньше ли, на день позже вы все равно пришли бы к Владимиру 13 октября 1907. Ведь вас вел Город. И я понял, куда Он ведет вас. Отец решил показать вам мой позор. Вы исключительно правы: я нарушил Запрет. Заявите об этом. И Суд по обе руки перенесут, поскольку по обе ваши руки не будет никого. Правый трон давно пустует. А я…
— Демитрий Владиславович, — перешла Маша от недоуменья на «вы», — я вас не понимаю! Почему вы придаете мне такое значение?
— Идемте.
* * *
Они молчали на склоне горы. У их ног лежала Царская площадь. Четырехэтажный дом Славянского, уже построенный на месте маленького особнячка…
Маша оглянулась на каменный портал павильона «Голгофы» с двумя характерными для style moderne женскими личиками — здание было одним из первых на Киеве образцов новомодного стиля. И Маше вдруг показалось странным, что фасад панорамы, повествующей о казни Христа, украшен двумя бетонными кокетками, со змеинообразными волосами Медузы Горгоны — ведьмы!