— А я повторил ошибку их обоих.
— Прости, Мир, прости! — взмолилась Киевица. — Подожди чуть-чуть. Это важно. Есть что-то такое, что Демон мне не сказал. Не хочет говорить. Но я видела не последнюю их встречу. «Песня последней встречи» произошла позже — в 11-м году. Демон сказал, он видел Анну в 11-м году на Новый год. И еще этот «мелкий снег»…
Маша потянулась к обитавшему в ее ридикюле журналу.
— Тут все расписано по датам!
Журнал «Ренессанс» открылся на нужном месте сам — он уже привык, что его владельцев не интересуют другие статьи.
Маша, щурясь, склонилась над белой страницей — вечер почти превратился в ночь.
— Так… «Зимой 1910–1911 Анна несколько раз ездила в Киев. 8.01 в Киеве создано одно из самых известных ее стихотворений „Сжала руки под темной вуалью“. 30.01. — другое „Память о солнце в сердце слабеет… что это, тьма?“. 9.11 в Киеве родилось едва ли не самое знаменитое стихотворение Анны Ахматовой „Я на правую руку надела перчатку с левой руки“».
— 9.11 — это уже сентябрь, — сказал Мирослав.
— Сентябрь. 9.11. — завороженно повторила Маша. — Вот оно! Дай мне ручку… быстро. Там, в сумке!
Захлопнув журнал, студентка перевернула его и написала на задней, девственно-чистой обложке:
9.11.
911
211911
— Это число обведено в тетради Кылыны! Но это не число. Это дата! Кылына почему-то не ставила точки, — вскричала она.
И вывела:
1.9.11.
— Но это не Новый год, — заметил Мир.
— Нет! Новый! В древности православные отмечали Новый год 1 сентября.
— А две первые цифры — 2 и 1?
— Это время! 21 час. Девять вечера. Но тогда второе, зачеркнутое число в конспекте Кылыны — тоже какая-то дата…
Машина ручка вновь бросилась в бой.
1230311284
1230 311284
12.30. 31.12.84.
Ковалева посмотрела на Мира остекленевшим взглядом:
— А что, если это тот самый день, когда Ахматова нашла Лиру в царском саду? Это был 84-й или -5 год. Святки. Где-то между Рождеством и Новым годом. В тот день падал мелкий снег. И родители покупали детям подарки. Значит, Новый год еще не наступил. Значит, 12.84! А ты, случайно, не посмотрел на часы?
— Я нет, — сказал Мирослав. — Но журналист, у которого я выкрал записку, посмотрел. Он сказал: «Нынче в час пополудни трамвай человека убил».
— А Анна нашла свою Лиру примерно за полчаса до того. В 12.30! Все сходится! — крикнула Киевица. — Анна нашла Лиру в канун Нового года — это событие зачеркнуто. А 1 сентября — на Новый год случилось нечто такое, что и перечеркнуло это событие… Ой, мамочки… Нет, мы с тобой все-таки отвратительные историки, Мир! — ошизело улыбнулась студентка четвертого курса. — 1 сентября 1911 года в киевском оперном театре был убит Петр Столыпин! Это же кошмарно известная дата. В тот день Ахматова была в Киеве — это есть в статье. И Булгаков был, я читала, в тот день он гулял с невестой по Городу. Но главное, в тот день здесь был «Ц» — царь! Николай II! Он приехал в Киев на торжества, посвященные открытию памятника Александру II — на все той же Царской площади. И еще в тот самый день произошло что-то, из-за чего и загорелся наш красный огонь.
— Что?
— Я не знаю. — Машины щеки пылали. — Но это «что-то», что связало их всех! Аннушку, Мишу, царя и «К» — нашу Катю! Что-то, чего не может не быть. Я и представить не могу, что это может быть… Но у нас есть ключ к разгадке!
Ликуя, Маша Ковалева извлекла из кармана ключ, отмежевавшийся от конспекта Кылыны.
— А от чего этот ключ?
— Понятия не имею!
На ключе не было брелока с адресом.
Но вместо того чтоб прийти в отчаяние по данному поводу, Киевица импульсивно сжала беспризорный ключ в кулаке и прочитала всевластную «Рать».
Едва заклятие отошло, Маша перестала слышать дома.
Но не успела она произнести и нескольких слов, прежнее проснулось в ней, заиграло в крови — душу охватил знакомый веселый и бесшабашный азарт.
«Я свободна!
Я могу все!
Я — Киевица!»
«Где ты? — позвала она, поднеся ключ к лицу. — Где ты? Отзовись!»
«Я здесь… здесь, моя Ясная Пани».
Дом, во плоти которого проживал замок от ключа, послушно ответил ей.
«Я здесь… здесь…»
— Идем! — уверенно провозгласила Ясная Пани. — Это как раз неподалеку от Оперного. Все сходится!
— Мы идем туда сейчас? — застопорил Мир.
— А почему, собственно, нет?
* * *
Отозвавшийся на призыв дом № 12 по Фундуклеевской улице благоговейно поцеловал Машину руку перилами с кованой решеткой в стиле Модерн.
«Четвертое», — пронумеровала модерновые совпадения Маша.
Подъезд, как водится, был пустым и безжизненным.
Стоило Киевице сказать «1 сентября 1911 года. Час, который мне должно знать» — подъезд стал порталом вне времени, проходом между 7-м и 11-м годом. И завершить вневременной переход мог только ключ от двери.
Поднявшись на второй этаж, Ковалева бестрепетно открыла замок, толкнула дверь, прошлась по квартире…
«Я могу делать все, что хочу!»
— А к кому мы пришли? — озабоченно спросил Мирослав. — Здесь же кто-то живет.
Квартира была аккуратной и прибранной, — но всюду, куда ни глянь, «истоптанная» следами своих обитателей.
В кресле жил сложенный кружевной женский зонтик, в вазе нежился букет осенних цветов.
Мир подошел к царившему на столе самовару, круглому, шарообразному, прикоснулся к его золотому боку.
— Маш, он еще горячий, — донес тревожную информацию спутник. — Здесь кто-то есть. Или он только что отсюда ушел.
Но Ковалеву эта новость ничуть не встревожила.
— Это час, который нам должно знать, — чванливо заявила она. — Значит, если мы столкнемся с хозяином, нам должно что-то узнать от него. Если не должно, значит, не столкнемся.
— Ты уверена?
— Раз я так сказала, значит, так и есть. — Маша открыла дверь платяного шкафа. — Черт с ним, с владельцем.
— С владелицей, — выправил Мир.
На столе лежали крупные серьги с шестикаратными изумрудами.
— Сама вижу! — Шкаф был заполнен женской одеждой.
Маша рванула на себя первое попавшееся платье.
— Что ты делаешь? — поразился Мир.
— На мне одежда 1906 года. Я ж больше не возвращалась домой, — пояснила она. — Мое платье и к 1907 не подходило, а к 1911 — и подавно. Раз уж я иду смотреть на царя, должна я что-то надеть! — Киевица подскочила и ловко сбила с полки желтую фанерную картонку для шляп.