— Ну, в общем… — протянула Чуб.
А Катя отметила, что, видимо во избежанье конфликта, девица старательно не употребляет слово «слепые», призванное подчеркнуть непримиримое отличие между людьми и чистокровными ведьмами — ведающими, видящими, знающими все.
В то время, как сама ситуация красноречиво подчеркивала это! Шесть лет шестнадцатилетняя ведьма водила их, как поводырь водит слепых, чтоб подвести к нужному ответу.
— А позволь поинтересоваться, во что, собственно, ты нам предлагаешь ввязаться? — сдержанно спросила Катя.
— Не бойтесь, я вам помогу, — улыбнулась девчонка. — Это еще одна причина. Без меня вы могли б и не справиться. И не приняли б мою помощь, если б получили сразу обе тетради. Ведь тогда я была вашим врагом. А теперь то, что я принесла эту тетрадку, — как бы залог нашей дружбы. Верно? — она говорила, как сущий ребенок.
Только маневр юной ведьмы был слишком уж тонок, чтобы его совершил сущий ребенок!
— Как там тебя зовут?
— Акнир, — представилась девушка. — Нетрудно и позабыть за шесть лет.
— Скажи, Акнир, — попросила Катерина Михайловна. — Ты ж видела Машу?
— Позавчера.
— Позавчера?!
— По нашему времени, — быстро сказала Акнир. — По вашему, в 1911 году. Потом я на денек махнула в Настоящее решить кое-какие дела. И вот, вернулась…
Катя на мгновенье умолкла — раньше они Трое так же легко могли перемещаться из года в год, словно из комнаты в комнату. Могут перемещаться! Ведь…
«Вы все еще Киевицы!»
— Но отчего Маша бросила нас? — спросила она. — Она что-то узнала? Почему она ничего не сказала?! Она хоть жива? Ее можно найти? Где она?
— Я не знаю. — Акнир коротко вздохнула, так, словно самое трудное осталось позади и тяжкий груз свалился с ее плеч. — Я искала ее. Безрезультатно. Я даже спросила Мать-Землю, но… Маша точно провалилась под землю. Ее словно и нет на земле.
— Понятно. — Катерина Михайловна отвернулась к окну. — Не обессудь, Акнир, нам нужно подумать.
— Думайте. — Девчонка затушила окурок о подошву ботинка. — Но прежде чем вы что-то надумаете, я должна сказать вам еще одну вещь. Я правда не знаю, где ваша Маша. Но точно знаю: она еще жива.
— Как ты знаешь? — всколыхнулась Дображанская.
— Потому что я знаю, — подчеркнуто значимо сказала Акнир, — точную дату ее смерти. Она прописана в новой истории. Сейчас ее смерть еще можно предотвратить. Но знайте… Если вы откажетесь отменить революцию, 13 числа ваша Маша умрет!
* * *
В общем, по всему выходило, что следует сказать «да». Катя и сама толком не понимала, зачем она попросила отсрочку.
Прежде чем вернуться домой, Дображанская заехала на Крещатик, в кондитерскую Балабухи, и купила три фунта сухого варенья. Как и ее тезка Екатерина ІІ, с чьей легкой руки сухое варенье поставляли к царскому столу аж до теперешнего — 1917 — года, Катя любила сию сугубо киевскую сладость, рецепт коей был безнадежно утерян в ее Настоящем. Но сладкое не смогло подсластить горечь дум.
Сказать «да», и есть свое варенье до скончанья времен. Иначе не будет ей ни варенья, ни первейшего на Киеве дома…
Когда-то, будучи тринадцатилетнею девочкой, Катя мечтала, что подрастет и много лет спустя купит себе этот дом. А вышло иначе: не много лет спустя, а много лет назад. И вот теперь, Катерина ходила по дому, меряя шагами узорный паркет, зажигая повсюду электрический свет, разглядывая тысячи изящных вещиц, украсивших ее жизнь. Милый друг Митя находился в отъезде и обещался вернуться не раньше 10-го.
Когда-то, будучи тридцатипятилетней, Катя соблазнила легендарного убийцу Столыпина, Дмитрия Богрова, чтобы спасти премьер-министра и отвратить революцию. А вышло иначе: так обрела свою самую большую любовь…
Странно, ей-богу, устроена формула Бога! Стоило изменить всего один факт его биографии, и не ценящий свою жизнь ни на грош, пылающий ненавистью революционер, разработавший гениальный план убийства и повешенный на Лысой Горе, превратился в не менее гениального дельца, довольного жизнью, бесконечно влюбленного в свою красавицу ведьму. Вот вам и формула Бога! Шесть лет они живут душа в душу. Не будет у нее больше такой любви. Никогда…
Тишина.
Катерина попыталась было заняться бумагами: ничто не успокаивало ее так, как деловые бумаги в кристальном порядке. Когда-то, еще в прошлой жизни, ее успокаивала программа телепередач, самая безэмоциональная из всех газет, которую Дображанская просматривала утром от корки до корки, несмотря на то что почти не смотрела телевизор. И вот теперь бумаги шуршали, свидетельствуя об идеальном состоянии Катиных дел, а на душе становилось все горше и горше. Не знавать ей больше такого богатства… Стоит изменить всего один факт своей биографии и сказать «нет».
Вот вам и формула Бога, просчитанная величайшей со времен Великой Марины Киевицей Кылыной…
А они Трое всегда были только людьми! Слепыми, по воле случая угодившими в свалку ирреальных событий. Даже странно, как им удалось победить мать Акнир. Если б не Маша…
Катя со стуком поставила на стол пресс-папье с серебряной ручкой в форме оленя.
Маша не была слепой! Маша пришла сюда, чтоб отменить революцию. Маша сознательно согласилась перечеркнуть свою дату рождения, чтобы спасти миллионы людей. Маша была Киевицей! И не смогла простить им именно то, что, очутившись в Прошлом, они повели себя, как типичные люди: начали осуществлять свои желания, красть без разбора, перекупать чужие акции, печатать чужие стихи. И если Екатерина Михайловна скажет «нет»…
Да нет, нет у нее ни одной самой пустяшной причины сказать это «нет»! Ведь иначе Маша умрет! Так сказала эта девчонка…
Девчонка! В том и вся соль… Получалось, все, чем владела Екатерина Михайловна: дом, деньги, самая большая любовь — было лишь первой частью плана малолетней ведьмы. И если она способна на такое, какие способности она проявит, осуществляя вторую часть? Что сказала бы Маша?
Нет, неверно… что Маша не сказала им? Какую страшную тайну унесла с собой младшая из Трех Киевиц? И почему Акнир так оживилась, прознав, что Маша не успела сказать им ничего?
Катя подбежала к бюро, достала из ящичка бережно хранимое прощальное письмо «кузины»:
Причиняя добро, ты всегда причиняешь и зло, и невозможно совершить добро, не причиняя зла.
И людей спасает лишь их слепота. То, что этот выбор не зависит от нас. Ибо ни один из нас не в силах выбрать…
И все-таки Маша совершила свой выбор. И в настоящем результат его был известен:
13 числа грядущего года Маша Ковалева умрет.
P. S. То, что я совершаю, — зло. Но я не вижу другого способа сделать добро.
Что она сделала?
* * *