Для завершения картины надо заметить, что Клейн, раздраконивший покойного академика Рыбакова за посягательство выдать славянское Язычество за монотеистическую религию (что Борису Александровичу и во сне не снилось), справился с этой задачей куда лучше, сведя всё славянское Язычество к культу Перуна.
Под конец книгу становится неприятно читать — автор начинает буквально обсасывать собственные пристрастия в личной жизни, некогда, в советское время, приведшие его на скамью подсудимых и на тюремные нары.
Я надеюсь, читатель простит меня, если я на этом завершу знакомство с книжкой господина Клейна. Её полезно прочесть разве что для знакомства с уровнем доказательности, а также этикой и эстетикой современных «объективных» учёных.
Ряд статей Васильева полезнее — тем, кто интересуется историографией. Однако ничего нового в рассмотрение киевского капища 980 года эти труды не вносят.
В замечательной книге Серякова «Голубиная книга» — священное сказание русского народа» (после работ Рыбакова это произведение — лучшее, что мне доводилось прочесть по славянскому Язычеству, а кое в чём и превосходит их) киевское капище упоминается в самой, на мой, по крайней мере, взгляд, слабой и спорной главе книги с названием «Небесная загадка славянских волхвов».
Не буду утруждать читателя пересказом всех небезынтересных, но, по моему скромному мнению, именно в этом месте чересчур усложнённых построений Михаила Леонидовича — эту книгу попросту должен прочесть сам каждый, кому небезразличны истоки Руси и ее древняя Вера.
Говоря очень кратко, Перун, Даждь-бог, Стрибог и Макошь соотносятся им соответственно с Луной, Солнцем, ветром и Венерой. В его концепции это соответствует плечам, лицу, дыханию и глазам Первобожества, из которого родилась Вселенная.
Хорс же и Семарьгл оказываются проявлением иранского влияния, частично воскрешая построения о сборном капище подчинённых Владимиру народов. Каковы же итоги почти двухсотлетнего — если вести отсчёт от книги Строева (если вспомнить про Ломоносова, тем паче про Гизеля, то речь придётся вести о трёх и более веках) — изучения киевских Богов?
С одной стороны, продвижение вроде бы есть. Нашли остатки возведенного будущим крестителем святилища. Опровергли идеи о финском происхождении Макоши, тюркском — Хорса и Семарьгла. Навсегда отошли в прошлое идеи скептиков о наобум подобранном летописцем перечне своих и чужих божков — или произволе князя, собравшего за оградой неродных народу и вскоре позабытых им кумиров.
Точнее, увы, должны были бы отойти… к сожалению, история не похожа на, к примеру, самолетостроение. Там, допустив одну ошибку в конструкции или управлении, больше постараешься не ошибаться — если выживешь.
Ошибочная же историческая теория может существовать столько, сколько существуют люди, которым она отчего-то нравится, или выгодна, или попросту удобна.
Однако положительный эффект изысканий пока невелик. Боги, стоявшие «вне двора теремного», так и остаются загадкой. По какому принципу их объединили? Почему именно столько? Кто из них за что отвечал? Наконец, отчего Владимир первым делом по восшествии на престол решил возвести им капище?
В этой книге, читатель, я постараюсь, учитывая находки и ошибки, открытия и промахи предшественников, дать ответ на эти вопросы. А уж насколько они, эти ответы, окажутся убедительными — решать вам.
А была ли реформа? «Явила ми ся пять Бог». Первое киевское капище. «Пантеон Владимира» или киевское Пятибожие? Панчадэватт. Галльские Боги Цезаря. Аналогии с киевским Пятибожием.
Древнего жертвенника
Камни замшелые,
В трещинах пепел
Тех давних дней —
Священных времён.
Велеслав, «Память об Аркаиме»
Через век без малого после возведения Владимиром капища в Киеве произошло новое знаменательное событие. Время было неспокойное, христианская вера, огнём и мечом укрепившаяся было сто лет назад на Руси, шаталась.
Её основная опора, княжеский дом Рюриковичей, погряз в усобицах, вооружённая сила за спиной проповедников кроткого и незлобивого Иисуса не была и вполовину такой, как в те времена, когда, по летописи, «крестил Путята мечом, а Добрыня огнём», когда, по полесским преданиям, реки текли кровью — и по этой крови вплывали в города кресты.
Теперь же иные князья — к примеру, Всеслав Полоцкий, про которого говорили, что и родился-то он от волхованья, [14] и на голове носит потаённую повязку-науз, и волком может перекинуться, и в ночи перелететь за сотни вёрст, окутавшись синей мглой — и сами начинали поглядывать в сторону древних Богов.
И то сказать — неурожаи чередой, у степных границ новые враги объявились — половцы. А виноват кто? А виновата — в глазах многих вчерашних, а то и нынешних язычников — новая вера. Прогневали старых Богов, а из нового, выходит, не слишком могучий заступник.
Про простолюдинов говорить не приходилось — когда пришёл в Новгород волхв, весь город поднялся по его слову на епископа, и не принеси князь Глеб топор на переговоры под полою плаща — кто знает, чем бы обернулось.
Вот в Ростовской земле, от Ярославля до самого Белоозера, поднялись люди за двумя волхвами, которые приносили в жертву «лучших жён», стараясь тем исцелить изуроченную новой чужой верой землю, вернуть её плодородие.
Епископ Ростовский Леонтий, вскормленный в Киево-Печерской обители, попытался унять людей — убили. Это позже напишут житие, где убитый епископ воскреснет, и в ужасе повергнутся наземь убийцы, и сами будут лежать, как трупы, но епископ простит и исцелит их, и лишь потом отойдёт.
В скупой же записи монастырского летописца пока только одно, без угодных Богу, да только не сплетённых ещё прикрас: умучен от поганых.
Вот в такое беспокойное время и произошло интересующее нас, читатель, событие: «В си же времена приде влъхв, прельщен бесчъмь. Пришъд бо Кыеву, глаголаше: Явила ми ся пять Бог, глаголюще сице: поведай людьм, яко на пятое лето Дънепру потеши въспять, а землям преступати на ина места…».
Как сообщает летописец, «верные», то есть христиане, смеялись над Языческим пророком и грозили ему: «Бес тобою играет на погибель тебе», а «невегласи», как называли часто летописцы земляков-язычников, его слушали.