Хотя в Херсонесе не найдено митраистских святынь, но… под Херсонесом стоял легион. Легион – и без Бога Легионов, Митры Непобедимого? Кстати, отец Калокира – стратиг. Представитель местной военной знати.

Статуя Митры, убивающего посланного демоном Ариманом быка

А сам Херсонес – глушь. Место ссылки. Ищейки церкви и империи досюда добирались нечасто. А если добирались, то не усердствовали. Глушь. Горы. Места дикие. Недолго и сгинуть безвестно чересчур ретивому фискалу.

Я не могу доказать, что так – было. Но доказать, что могло быть, я, надеюсь, смог.

Им нечего было терять. Их культ угасал, передаваясь внутри семей. Воины, они гибли в стычках, и кто-то мог не успеть посвятить сыновей, кто-то – вообще не оставить мужского потомства. В христианской империи нечего было и думать о вербовке новых преданных Светозарного Митры. Первый же кандидат мог стать доносчиком и погубить Братство. Не было будущего. Не было надежды. Была лишь слепая верность солдат, обороняющих последнюю крепость в захваченной врагом стране. «Боги погибли, и ничего не осталось Риму, кроме чести и холодной отваги отчаяния», – Г. К. Честертон писал это про Пунические войны. Но это – и про них, про последние осколки Рима под ногами торжествующего нового Карфагена, коварно укравшего речь, гордые имперские символы, само имя своего врага.

Что почувствовали они, когда на севере заполыхала нежданная заря? Не мне передать это. Не сам ли Непобедимый, сокрушитель кривды и тьмы, сошел для них на землю в облике северного варвара?

Не знаю. Но могу предположить, что шепнул в ненайденном херсонесском митреуме отец-стратиг своему сыну сквозь холст и дерево ритуальных масок.

«Esse delendam!»

Святослав, царь болгарам

И ждут окованные братья,

Когда же зов услышат твой,

Когда же крылья, как объятья,

Прострешь над слабой их главой.

И час придет: окрепнут крылья,

Младые когти подрастут,

Вскричат орлы и цепь насилья

Железным клювом разорвут.

Вставайте, славянские братья —

Болгарин, и серб, и хорват.

Скорее друг к другу в объятья,

Скорей за отцовский булат!

А. С. Хомяков, «Орел»

1. Колчан Кубрата

То брат вызывал на заклание брата,

Чтоб вырвать у брата глаза!

Сергей Калугин, «Nigredo»

Какой же была в те далекие поры Болгария? Начнем наш рассказ с легенды.

В степях между Доном и Кубанью кочевало племя болгар. Правил им верховный хан – «хан сюбиги» – по имени Кубрат. Входило в то племя немало родов разной крови и языка, а оттого хоть говорили болгары на тюркском наречии, но имена у них были все больше древние, сарматские. Встречались и другие – Гостун, Безмер, Телец. Видно, еще на Дону покумились степняки-болгары со славянами.

Перед смертью Кубрат собрал своих сыновей и приказал попытать силу – взяв стрелы из его колчана, переломить весь пучок разом. Даже у старшего сына, силача Батбая, ничего не вышло. Усмехнулся старик и, вынимая из колчана по одной стреле, стал ломать их своими дрожащими морщинистыми руками. А потом сказал сыновьям: «Вы, сыновья, – стрелы в моем колчане. Пока вы вместе, вы сильны, сильно наше племя. Держитесь вместе, чтоб не переломали вас, как эти стрелы».

Но сыновья со временем забыли завет Кубрата, порознь ходили их кочевья в степи, с людьми разных племен завели они дружбу. И когда родичи-соперники, хазары, нагрянули из-за Кубани в их земли, сбылось пророчество старого хана – поодиночке были разгромлены сыновья. Батбай со своими людьми остался на родине, платить дань кагану. Его народ стал прародителем черных хазар, ставших цепными псами каганата и вместе с ним сгинувших.

Брат Батбая, Аспарух, ушел на Запад. В 678 году он подошел к Дунаю, где изнемогали в неравной борьбе с двумя могучими врагами – Аварским каганатом и Византией – балканские славяне. Авары на завоеванных землях измывались над покоренными славянами, женщин из племени дулебов заставляли возить их в телегах, запрягая их вместо волов или лошадей. Зимовали в славянских селениях, распоряжаясь добром славян и их женщинами будто своими. Спустя сто лет, когда моравская держава князя Само переломит хребет каганату, озверевшие данники попросту вырежут авар-обров. И останется от жестоких кочевников лишь поговорка, попавшая в русские летописи: «погибоша аки обре». То есть сгинули бесследно, не оставив ни потомства, ни доброй памяти. К чести Аспаруха, он не кинулся «благоразумно» поддерживать сильных, затаптывать упавших. Он встал на сторону славянской державы «Семь Племен», заключил со славянской знатью союз – и вскоре изгнал с нижнего Дуная и авар, и византийских захватчиков. Своим столичным станом он сделал славянский городок Плиска, рядом поселились его соплеменники. Впрочем, и славян болгары с места не сживали. Помнил молодой Аспарух завет отца – держаться вместе, и теперь – лучше поздно, чем никогда, не на прежней родине, так на новой – был полон решимости выполнить его, не давать больше врагам ломать стрелы Кубрата поодиночке. В 680 году Аспарух разгромил войска и флот Константина IV. А через год был заключен почетный мир с империей, и возникло Болгарское государство. Византия, однако, не оставила попыток подчинить его. Девять страшных походов предприняли Царьградские императоры против Болгарии. Под этими ударами, в горниле постоянной войны с общими врагами – обрами и империей – все ближе становились болгары и славяне. Вдали от родных степей болгары волей или неволей учились новому для себя оседлому быту, сельскому и городскому, перенимая у славян навыки, ремесла, язык. Особенно крепким стало это единство при Круме, которого чаще звали князем, чем ханом.

Когда в 811 году Крум отправился в поход на аваров, император Никифор I вторгся в Болгарию, внезапным налетом взял и разорил Плиску. Отяжелевшее от добычи византийское войско поползло назад, но в горных ущельях было настигнуто стремительно вернувшимся Крумом. Ромеи были разгромлены, император Никифор I попал в плен и был казнен. Из его черепа сделали чашу, и Крум пил из нее на победном пиру, чествуя своих союзников – славянских князей. В Константинополь Крум посылал послом тоже славянина – Драгомира. Крепко держал он в руке стрелы Кубратова колчана, не позволяя рассыпаться в разные стороны. Впрочем, Крум и бежавшую из столицы врага опальную знать привечал, требуя лишь одного – отказа от христианства. Христиан Крум не терпел.

Круму подносят чашу из черепа Никифора. Средневековое болгарское изображение