– Чай-то у вас тут есть? – спросил я.
– Чай? – мальчишка растерялся. – Кофе есть, растворимый…
– Тащи. – А что бы я только ни отдал за чашку крепкого чая с лимоном! Блин, таким русским становлюсь временами, аж самому противно. Это всё от избытка общения с американосами – перенимаю их стереотипы представлений о нашей психованной нации. Я иногда теперь даже думаю по-английски. Тут я вдруг снова вспомнил, как этот мальчишка нас наколол, и проворчал: – Блин, парень, ну ты сволочь вообще-то, если хочешь знать.
– Простите, господин солдат, – пробормотал пацан. – Нам просто умирать очень не хотелось.
В этом я мог его понять.
Прежде чем пришёл Финч, я окончательно прояснил ситуацию. Рабочие, обслуживающие установку, и прикрывавшие их военные погибли, пытаясь остановить вторжение жуков в поселение, бывшее здесь, на F-4191, их домом. Только трое выжили, двое потом умерли от ран, один сейчас находился с поселенцами. Среди них было четыре женщины, все медсёстры – больница колонии находилась к станции ближе всех, и они успели до неё добраться. Что ж, медики нам сейчас и впрямь не помешают. Хорошо хоть детей тут не нашлось – с ними вечно возни не оберёшься. Зато было оружие – и при этом ни одного патрона.
– Жив? – спросил я Финча, когда тот вошёл.
Он энергично помахал забинтованной рукой.
– Это ненадолго, – пообещал я. – Слышишь?
Гул становился всё громче и громче, от него уже закладывало уши – слишком монотонно, слишком равномерно. Будто машина работает, а не живая тварь.
– Марго к нам прорвётся, – сказал Финч.
– А я бы на её месте разворачивался и улетал на хрен.
– Вот поэтому в капитанах у нас Марго, а не ты. Чему я, уж прости, крайне рад.
Я поднял голову, неожиданно задетый серьёзностью его тона.
– Проклятье, Финч, какого чёрта? Я просто не хочу умирать за других!
– Да? – вдруг резко сказал Финч. – А что, если другие тоже не захотят умирать за тебя? Не думал никогда об этом?
– Не так-то уж часто за меня умирают…
– Уверен? Много ты в этом понимаешь… Дмитрий, так жизнь устроена – мы все держим друг друга на плаву. Точно так же, как все друг друга топим. Тут чистая грамматика – смотря что ты назовёшь первым. Как это говорят… «казнить нельзя помиловать»?
– Финч, избавь меня от этой доморощенной философии. Мы тут по уши в дерьме ради того, чтобы у горстки людей, на которых всем наплевать, появился шанс выжить. Только шанс, мать их, и то если очень повезёт.
– И чего ты в армию попёрся… – протянул Финч. Я пожал плечами.
– Дурак был.
– Оно и видно.
Повисло неловкое молчание, и я был рад, когда его прервал писк сигнала связи. Умница Марго, и правда времени не теряет.
– Ребята, как вы там? Мне надо ещё минут двадцать. Держитесь?
– Пока нету против чего держаться, – ответил я, стараясь не смотреть на Финча. – Но когда будет – не продержимся и минуты.
– А вы постарайтесь, – сказала Марго и отключилась.
«Ну не стерва ли? Так хорошо начала и вот нб тебе…»
В дверь раздался стук. Я с готовностью развернулся к посетителю, подозревая, что ближайшие двадцать минут растянутся на двадцать веков.
В комнату вошла пожилая женщина – одна из тех самых медсестёр. По первому же брошенному на неё взгляду всё моё воодушевление мигом пропало – я видел, что она собирается о чём-то просить. И вряд ли это почётная обязанность побыть шафером на свадьбе её сына.
– Господин солдат, – пробормотала она. («Господи, и чего они нас так по-дурацки называют? Хотя, если задуматься, как ещё?») – Я… не решалась сказать… Вы такой путь проделали и так рисковали, а нас так мало тут и…
– Короче! – рявкнул я.
– Мой сын…
Надо же, я почти угадал!
– Он… внизу, на нижнем ярусе… там дверь заклинило, а мы…
– Ясно всё с вами, – сказал я, поднимаясь. – Чего он полез-то туда?
– Слабоумный он… а я, дура, не уследила…
«Ага, оказывается, у нас теперь слабоумных отправляют колонизировать новые планеты. Ну вообще блеск. А потом ещё удивляются, что всё летит к чертям собачьим».
– Дорогу покажите, – сказал я.
Финч за моей спиной не проронил ни слова.
* * *
Ярусов в бурильне было два, они располагались ступенчато и соединялись между собой стальными стремянками. Свет внизу не горел, и там стояла кромешная тьма. Мамаша дегенерата, за которым я намеревался туда лезть, разумеется, со мной не пошла.
– Там дверь слева, в проёме, – путано объяснила она. – Корки ходил с фонариком, сказал, что дверь заело…
– Корки? – до чего идиотское имя.
– Это юноша, который вышел на связь с вашим кораблём.
«А, тощий пацан. Понятно».
– А вашего сына как зовут?
– Роберт. Только он вряд ли откликнется, если вы его позовёте…
– Понятно, – ответил я. Что ни минута – то хорошие новости. – Отойдите.
Тут было невысоко, я мог бы спрыгнуть, но предпочёл не рисковать лишний раз. Прежде чем сойти со стремянки, я посветил вокруг фонарём. У меня был при себе автомат, но в случае чего я разве что мог врезать противнику прикладом. Впрочем, там, внизу, меня не должно было ждать ничего особенного.
Я понимал это, и всё равно почему-то мне кишки сводило от дурного предчувствия.
Дверь не заклинило – просто открывалась она автоматически, а энергообеспечение в этой части бурильни вырубилось. Строили станцию наспех и не на совесть. «Русские, небось», – подумал я и снова мысленно выругал собственный американизированный конформизм. Но как бы то ни было, раздвинуть створки с помощью ножа, а потом и приклада, было делом двух минут. Протиснувшись в образовавшуюся щель, я оказался в небольшом коридоре, в который выходили ещё несколько дверей. При мысли, что мне придется взламывать каждую, я неожиданно ощутил тоску и острое желание выпить.
– Роберт! – обречённо позвал я, ни на что не надеясь, и не поверил в своё счастье, услышав за одной из дверей сдавленное мычание.
Я повесил фонарь на запястье и, разобравшись с означенной дверью, снова позвал:
– Роберт, ты здесь? Иди-ка сюда, малыш.
Ну, малыш – это я сказанул… Малышу на вид было лет тридцать, и в плечах он оказался пошире меня, а я тоже не хлюпик. Он сидел на полу, обхватив голову руками, и смотрел на меня округлившимися от ужаса глазами. Даже свет фонаря не заставил его их прикрыть или хотя бы сощурить. В который раз задаваясь вопросом, что этакий детина делает в числе колонизаторов новых миров, я улыбнулся как можно приветливее и поманил его к себе: