Киан не стал размышлять над этим. Просто поднял с земли плащ и, набросив его на левое плечо, пошел вперед.
* * *
Он не успел. Знал, что не успеет. Обличье сказало ему еще прежде, чем он завидел сполохи огня и почувствовал горький, густой запах дыма.
– Мы опоздали, – сказало оно, и тогда Киан ускорил шаг, обогнул склон холма и оказался перед стеной огня.
Стена была круглой. Она уходила в крутую спираль из центра, в котором стояли брат и сестра Овейны – и билась в корчах охваченная пламенем лошадь Киана. Кобыла Эйды бегала кругами в стороне от огня, ржала жалобно и испуганно. Лошади Ярта видно не было. Мальчишка Овейн, позеленев от напряжения, держал перед собой вытянутые руки, сцепленные в замок, и сорванным голосом выкрикивал что-то слово за словом, не умолкая ни на миг. Эйда стояла у него за спиной, обхватив руками за пояс и ткнувшись лицом ему в плечо. Косы ее разлетелись по спине, кончики волос и подол обгорели, плащ теперь вместо серебряной тесьмы был оторочен широкой подпалиной. Надо же, подумал Киан удивленно, мальчишка в самом деле немного колдун – сумел выставить защиту, и гляди ж ты, держится. Но надолго его не хватит. Он и выставить-то ее успел лишь потому, что жеребец Киана носит клеймо Обличья уже третий год. Ловушка Кмарра, приготовленная для обличников, сразу почуяла его и накинулась сперва на лошадь, а потом уж заметила остальных. Если бы Киан шел с ними, она первым делом вцепилась бы в него. А они успели бы отбежать и смотрели бы теперь, как он корчится, сгорая заживо.
И в этом, возможно, была бы своеобразная справедливость, подумал Клирик Киан, коротко и сухо улыбаясь, и сбросил плащ.
– Ярт! – крикнул он во всю мощь своих легких, перекрывая треск пламени, вой ветра, ошалелое ржание умирающего коня и надрывные крики самого студиозуса. Тот дернулся, обернулся – и Эйда тоже обернулась. Киан вскинул в воздух раскрытые ладони.
– Не шевелись! Стой, как стоишь! Продержись еще немного! Я иду!
Тот что-то крикнул в ответ, и пульсирующая спираль огня рванулась в центр, но Ярт спохватился и успел снова замкнуть защиту. Через миг он вновь выкрикивал заклинание; его кадык ходил ходуном, по вискам катился крупный пот. Киан подошел ближе, и его обдало волной жара. Воздух в шаге впереди колебался под ударами пламени, бесновавшегося совсем рядом. Хорошо держит мальчишка, не мог не оценить Киан. Был, похоже, и впрямь старательным учеником своих мракобесов-наставников. И сам стал бы знатным чародеем, если в длинный язык его раньше не сгубил. Киан глубоко вздохнул. Дрожащий над пустошью воздух полнился запахом паленой плоти и обрывками пепла.
Он сделал еще один шаг вперед. И сказал:
– Теперь пускай!
Ярт был, похоже, слишком перепуган, чтобы соображать, а уж тем более спорить. Хороший студиозус. Послушный.
Он разомкнул – с видимым трудом – сцепленные в замок руки и умолк.
И в то же мгновение спираль пламени, будто очнувшись от дурмана, всколыхнулась, взвилась до самого неба и жадно кинулась к Киану, оплетая его дрожащими огненными нитями.
Он смотрел сквозь эти нити, пожиравшие его плоть, на Ярта и Эйду Овейнов, стоявших на клочке серой земли, где надолго теперь останется выжженный спиралью черный след. Эйда все еще стискивала пояс брата, но теперь подняла голову, и сквозь прутья огненной клетки Киан смотрел в ее лицо, подернутое дымкой раскаленного воздуха, – словно он был зверь, на которого она пришла поглазеть в ярмарочный балаган. Заговоренное Кмаррово пламя оплело его с ног до головы, примериваясь, выискивая свою добычу, – и впилось в грудь, как голодная пиявка. В долю мгновения оно выжгло, сожрало лик Обличья на его коже и, захлебнувшись от удовольствия, приостановилось, чтобы перевести дух и вгрызться снова. Это было мгновение, которое следовало использовать. Но прежде чем сделать это и выйти из огненной спирали, Киан еще постоял внутри алого вихря, глядя в ярко-синие блестящие глаза, пылающий в огне, голый, свободный, постоял, украв у своего хозяина этот один-единственный миг, когда он мог снова быть собой и смотреть на нее так, как когда-то.
Потом он сплел непослушные пальцы узлом, как его учили Святейшие Отцы, сказал четыре слова на запрещенном языке и вышел из своей огненной тюрьмы.
И огонь погас, ворча, облизываясь, довольный уже тем, чем удалось полакомиться.
Киан постоял на ногах еще секунду-другую. Потом рухнул замертво.
Ярт Овейн стоял, растопырив руки и разинув рот, во все глаза пялясь туда, где только что было это страшное незнакомое колдовство – и вдруг сгинуло, оставив изуродованный лошадиный труп и обгоревшего, едва живого человека.
– Эйда! – крикнул он, очнувшись, когда его сестра вдруг резко отпустила его и бросилась вперед. Она упала на колени в грязь и золу, схватила в ладони лицо Клирика, который шел за ними, чтобы схватить и отвести на смерть, и стала звать его, кричать, трясти, бить по темным от щетины щекам, целовать в покрытые копотью губы, пока его веки не дрогнули и он не открыл глаза.
Ярт не мог допустить, чтобы он заговорил.
– Эйда, брось его! – подбежав и схватив сестру за руку, крикнул он. – Брось, идем!
– Пусти! – закричала она с диким гневом, который так пугал его в детстве. Ярт выпустил ее, и Эйда, просунув руку в грязном рукаве Киану под шею, приподняла его голову и вытерла сажу с его лица. На всем его теле вздувались ожоги, но сильнее всего он обгорел там, где когда-то было Обличье. Теперь на месте татуировки зияла страшная черная рана, сочащаяся сукровицей – так, словно в грудь его ударила молния.
– Эйда. – Голос Клирика Киана звучал тускло, едва уловимо. – Эйда...
– Не разговаривай, молчи! Тебе нельзя! Ярт! Ярт, надо что-нибудь...
Темная рука легла на ее руку – спокойным, почти отеческим жестом.
– Слушай меня, – сказал Киан. – Если ничего не делать, оно восстановится к утру. Может быть, раньше. Если посыпать ожог солью и... обмазать смолой, может, выиграете пару часов. Жаль, нет смолы... Ярт... у тебя не осталось смолы?.. А соль у вас есть?
Ярт тупо покачал головой.
– Боже, да что ты такое говоришь? – вскрикнула Эйда. – Что ты говоришь?! Какая соль, какая смола? Ты же умрешь от этого!
– Хотелось бы, – прошептал он и слегка улыбнулся. Не единственной, для всех и всего заготовленной улыбкой Киана-Клирика. Другой, той, которую она помнила.
Потом он потерял сознание.
– Эйда, идем, – твердил Ярт.
– Помоги мне, – сказала она. – Возьми его за ноги. Надо унести его с пустоши.
– Да ты в своем уме?! Нам надо бежать! Теперь-то ты сама слышала – до утра он...
– Я не оставлю его, – просто сказала Эйда. – Помоги мне.
И Ярт, охая и кряхтя, проклиная ее, себя, а пуще прочего – этого ублюдка, который когда-то брал его с собой на рыбную ловлю в пригород Бастианы, схватился за покрытые копотью сапоги Клирика Киана и с натугой поволок его прочь – от этого места, от мертвой лошади, от черных следов на земле, обратно в ту сторону, откуда пришли они все.