— Вам шах, — предупредила Селест.
— Вижу, — кивнул Лукас и, отведя короля, сказал: — Нет, он не воровал. Я отослал его по причинам более характера.
— Врал, сплетничал, читал ваши письма, ну, что там ещё?
Лукас посмотрел на неё с сочувствием.
— Похоже, в Таймене трудно найти порядочных слуг.
— Почти невозможно. Так что же? Расскажите мне про вашего оруженосца.
— Сомневаюсь, что есть что-то, чего вы не знаете, — улыбнулся Лукас, спрашивая себя, случайно или намеренно она себя только что выдала. Он же ни словом не обмолвился, кем именно служил ему Илье.
И она опять удивила его, не подумав отпираться.
— Ах, ну да, да, он кое-что сказал мне, когда прибежал от вас чуть живой. Что служил у вас, что вы его отослали, когда у вас появились дела, в которые ему незачем было совать нос, и что вы очень злы.
— На него?
— Этого он не уточнял.
«Интересно, — подумал Лукас, почти машинально передвигая фигуры, — она лжёт?» А если нет? Неужто Илье вправду почувствовал в нём злобу? И если почувствовал — кто из них ошибался: Илье или сам Лукас? Ведь едва не придушил он парнишку явно не из любви… А если и так, то между такой любовью и злобой нет никакой разницы.
— Он сказал мне нечто, меня расстроившее, — проговорил Лукас. Он не глядел на Селест, но знал, что тон его голоса вынудит её присмотреться к нему внимательнее.
— Вот как? И что же именно?
— Что в моё отсутствие вы принимаете некоего рыцаря.
— В ваше отсутствие! — Селест снова откинулась на спинку кресла и гневно хлопнула крышкой стола. — Да вы отлучились-то всего раз, и то после трёх ночей! И вы смеете…
— Вот именно, — вкрадчиво вставил Лукас. — Один раз после трёх ночей, месстрес. А вы изволите думать, будто я явлюсь на первый ваш свист, словно пёс.
— Но вы ведь явились, — заявила она так уверенно, что тут уж он не выдержал и посмотрел на неё — просто посмотрел, ни на что не рассчитывая, да и почти не желая уже рассчитывать. Ему просто хотелось её понять.
Селест из Наворна сидела прямо, прижав позвоночник к спинке кресла и переставляя шахматные фигуры вытянутой рукой. Её губы были крепко сжаты, пламя камина бросало отблески на изгиб обнажённой шеи. Лукас подумал, что хочет её. Просто хочет — её тело, и ещё пить с ней кофе потом, после соития, и не знать ни про Илье, ни про Дерека… ни про Ив.
Они сидели в тишине, когда наконец явился слуга с подносом. Селест даже не взглянула на него. Тот поставил вино на стол и удалился на цыпочках. Когда дверь за ним закрылась, Лукас улыбнулся, не сводя с Селест глаз.
— Что смешного? — спросила она.
— Я просто представил, как бы вы сейчас покрыли его бранью. Как слуг на крыше. Он, должно быть, тоже представил.
— Вы бы хотели это услышать?
— Нет, не думаю.
— А что вы думаете? — отрывисто спросила она.
О… неужели? Неужели мы всё-таки пойдём проторенной дорожкой и начнём играть в откровенность? Лукас выпрямился: он наконец почувствовал себя в родной стихии.
— Я думаю, что вы очень странная женщина.
— Странная? Это комплимент?
— Нет. Вовсе нет.
— Слава Единому. В качестве комплимента это прозвучало бы пошло.
— Вы предпочитаете думать, что я снова вас оскорбил?
— Нет, я предпочитаю думать, что вы сказали правду.
Лукас кивнул и перевёл чёрную пешку на восьмую полосу доски.
— Вам мат, месстрес Селест.
Она непонимающе уставилась на доску. Потом пожала плечами.
— В самом деле. Надо же.
— Я не верю, что вы не видели этой пешки.
— Видела, конечно.
— Почему же вы её проигнорировали?
— Не знаю. Задумалась. Или очень хотела поскорее поставить вам мат. Думала, что успею первая.
— Эта игра не терпит суеты.
— Как и любая другая, сэйр Лукас. Я это знаю. Просто иногда хочется проиграть.
— Потому что партия скучная?
— Нет, просто для разнообразия.
Она откинула крышку стола и одним движением смахнула оставшиеся фигуры в ящик. Потом сказала:
— Налейте мне вина.
Лукас наливал стоя, искоса поглядывая на Селест, а она смотрела на огонь и рассеянно крутила локон у шеи. «Что-то будет сейчас, — думал Лукас, поглядывая то на неё, то на тёмную струю, льющуюся в кубок. — Она должна уже понять, что эта тактика не действует. Всё, что ей удалось, — это меня заинтриговать, но этого недостаточно, чтобы я потерял контроль над собой».
Мысль о том, что она этого и не добивается, была слишком обескураживающей, чтобы её допустить.
— Тот рыцарь, что ходит ко мне, — сказала Селест, когда он вложил кубок в её руку, — это Петер из Локрида. Он дальний родственник моего мужа. Довольно беспутный юноша. Сперва болтался при дворе, потом по военным кампаниям, но всё без особого толку. Я собираюсь пристроить его королевским конюшим. Он всё время пытается меня отблагодарить, я так от него устала. Мне не хотелось говорить вам об этом.
— Вы и не должны, — заверил её Лукас, даже не пытаясь определить, какая часть из этого правда. Каждое слово могло быть хоть святой истиной, хоть наглой ложью. Какая эффективная методика, отметил он про себя. Иногда лгать, иногда нет — чтобы жертва ни в чём не могла быть уверена. Для него это было чем-то новым. Сам он обычно лгал.
— Конечно, не должна, — сказала Селест и взглянула на него снизу вверх. Такого прямого взгляда он от неё никогда ещё не получал. — Но, знаете ли, весьма утомляет необходимость всегда говорить только то, что надо.
Вот и приглашение к задушевной беседе. Не в самой лучшей форме, но и не совсем провальное. Для простачка вполне бы сошло. Неужели она считает его простачком? Или проверяет, не является ли он таковым? Или хочет, чтобы он думал, будто она его таковым считает? Проклятье, столько предположений — а её поведение было слишком противоречивым, чтобы он мог остановиться на одном из них…
И тут Селест из Наворна встала, отняла у Лукаса кубок и поставила его на шахматную доску.
— Хватит, — сказала она. — Прекратите, хватит. Вы с ума меня сводите. Вы и сами сумасшедший, вы это знаете или нет?
Вот к такому повороту Лукас был не готов. То есть совершенно. Он сумел сохранить выражение лица неизменным, но внутри у него всё перевернулось.
— О чём вы говорите?
— Вы прекрасно знаете, о чём. С первой нашей ночи вы всё время меня в чём-то подозреваете. Ну, может быть, не с первой, но со второй точно. Вы превосходно владеете собой, да, но неужели вправду думаете, что ваше тело вас не выдаёт? — прежде, чем он успел ответить, она оказалась за его спиной и положила руки ему на плечи. — Вы ведь страшно напряжены. Вот здесь, — её пальцы скользнули под воротник его сорочки, — у вас будто камнями набито. И чем спокойнее ваше лицо и голос, тем напряженнее ваше тело. Вы ведь обычно не спите с теми, кого подозреваете во всех грехах? Если бы спали, знали бы…