Произнося последние слова, он бросил взгляд на девушку, смиренно стоявшую на цепи рядом с хозяином. Во взгляде работорговца была затаенная нежность, но не походило, что он питает к своей рабыне романтические чувства. Тут было что-то другое. Натан мимоходом отметил это и, наверное, забыл бы, если бы Рослин вдруг не сказала:
— Я хочу ее.
Натан изумленно уставился на маленькую княгиню. Та уже смотрела не на корабль, которым только что так бесхитростно восторгалась, а на девушку-рабыню. Натан взглянул на нее тоже — теперь уже более внимательно.
Красива... наверное, красива — почему-то он не мог сказать с уверенностью. Может, потому, что у нее были коротко обрезаны волосы, будто после тяжелой болезни. А может, ее раньше брили наголо — так принято поступать со всеми рабами у некоторых народов. И еще... ее взгляд. Да. Взгляд, это главное. Покорный и смиренный... слишком покорный и смиренный. И в то же время нет в нем забитости и отрешенности, свойственной людям со сломленной волей.
Как будто и покорность, и смирение — наигранны.
— Слышишь? — нетерпеливо повторила Рослин. — Я хочу ее.
— Зачем? — медленно спросил Натан, лихорадочно пытаясь разобраться в противоречивых впечатлениях и не решаясь отмахнуться от инстинкта, настойчиво бившего тревогу.
— Мне нужна служанка. Моя прежняя меня предала. И бросила меня. А кто-то должен расчесывать мои волосы.
Звучало это абсолютно непримиримо — Натан почти обрадовался этим ноткам. Таким вот тоном господин Глориндель требовал вина там, где подавали только эль, и оленины там, где олени сроду не водились... Хочу. Я хочу, и все. Остальное — не моя забота.
В этом было что-то настолько отчаянное, что почти вызывало жалость.
— Мы можем поискать другую женщину. Эта будет слишком дорогой.
Рослин метнула в него быстрый взгляд.
— Нет. Я хочу эту.
Натан пожал плечами. Все равно эта женщина наверняка стоит больше, чем у них есть.
Работорговец догадался об их намерениях — у людей подобного сорта нюх на такие вещи — и коротким жестом прервал разговор. Его собеседник взглянул на Натана и тут же, замолкнув на полуслове, отошел в сторону. Работорговец продолжал глядеть на Натана приглашающе и как будто с пониманием, но это понимание было таким же наигранным, как покорность в глазах рабыни.
Натан приблизился, преодолевая внутреннее ощущение неправильности происходящего. Рослин держалась рядом.
— Я заметил ваш взгляд, добрый господин, — вполголоса произнес работорговец, будто стремясь не привлечь внимания своих собратьев, покрикивавших на рабов возле трапов в десятке шагов от них. — О, я знаю, что означают такие взгляды.
Натан почувствовал омерзение. Девушка усиленно пялилась в землю, но улыбалась, и эта улыбка была скорее наглой, чем смущенной. И уж конечно, не вымученной.
— Вам угодно сорвать этот дивный цветок, не так ли? Могу понять вас, вы не первый, кого обуревает это желание...
— Тогда почему цветочек-то еще в горшке, а? — грубо перебил Натан.
Торговец тонко улыбнулся.
— Ибо цена высока. Но, верьте мне на слово, эта роза стоит того.
— Да уж, кому-кому, а вам не верить в этом деле невозможно, — съязвил Натан. — Сколько?
— Пятьсот монет, сударь. Всего-то пятьсот монет. Натан взглянул торговцу в лицо в полной уверенности, что тот насмехается. Для рабыни, продаваемой в грязном порту, буквально уже с борта корабля — запредельная цена. Никто такой не даст...
— Цена высока, — будто прочтя его мысли — предсказуемые, впрочем, кивнул торговец. — И если добрый господин не верит, что сей цветок достоин ее, он может проверить сам. Двадцать монет за час небесных утех, которые могут стать вашими навечно.
Вот оно что.
Небеса, он совсем разум потерял, если не понял сразу. Натан коротко наклонил голову, сухо усмехнулся, сделал шаг назад, незаметно коснулся локтя Рослин.
— Идемте отсюда.
— Я хочу ее, — звонко сказала молодая княгиня. Торговец обратил на нее пристальный взгляд. Ну вот, еще не хватало... Натан с трудом удержался от желания оттащить девчонку за волосы, а после выпороть. Но нельзя... ох, снова так хочется и снова нельзя. Ты соскучился по Глоринделю, Натан, — ну, небеса тебя услышали.
— Эта рабыня нам не подходит, миледи, — очень тихо сказал он.
— Я хочу ее.
— Мы найдем другую, лучше.
— Я хочу ее!
Последнюю фразу она выкрикнула, и в крике звенела ярость. Как смеет он не слушать приказа своей княгини? Как смеет вынуждать ее повторять приказ дважды и трижды? В самом деле... как смеет?
Внезапно Натан почувствовал страшную усталость. Захотелось проклясть день и час, когда он провалился в трюм корабля, плывшего из Калардина в Тальвард, а еще лучше — день и час, когда он решил, что беспрекословное следование долгу перед сюзереном — то, что сможет заменить ему исчезнувший смысл существования... то, что поможет ему принимать правильные решения. Научиться их принимать. Это ведь так просто — всего-то следовать долгу. Но это не всегда приводит к правильным поступкам. Видят небеса, Натан понял это — но слишком поздно...
Что ж. Придется снова выкручиваться. С Глоринделем он этому неплохо научился.
Внезапно приняв решение, Натан круто развернулся, подошел к торговцу быстрым шагом, рванул с пояса кошелек. Тревожно звякнули монеты.
— Опробуем твой цветочек, — резко сказал он. Пересчитывая деньги чуткими пальцами, торговец не сводил глаз с Рослин. Натану это не нравилось — но не потому, что взгляд был плотоядным. Потому что в нем не было тревоги и подозрения, хотя он ясно слышал, что рабыню хочет девочка, а мужчина против, и в то же время с легкой душой отдавал свою собственность в чужие руки, весьма ею рискуя...
Да, так было бы, если бы это был обычный работорговец. А девушка — обычной рабыней.
Цепь легла в ладонь. Натан стиснул зубы. Он не любил искать на свою голову неприятности, но сейчас риск был оправдан. Что ж, подумал Натан, остается надеяться: то, что вскоре случится, послужит для леди Рослин уроком.
Девушка покорно пошла за ним, когда он грубо дернул цепь, не сказав ни слова. Пока они шли обратно к гостинице, Натан время от времени бросал на нее взгляд — и ловил взгляд Рослин на себе, долгий, изучающий, будто ожидающий чего-то... и слегка встревоженный, растерянный.
Когда они оказались в снятой комнате, Рослин сказала:
— Какой же дурак этот торговец. Теперь мы можем оставить ее себе. Как он нас найдет?
— Он не станет нас искать, — сказала Натан, глядя на застывшую девушку. На ней была только короткая накидка, едва прикрывавшая бедра, да кожаные браслеты на руках и ногах, и кожаный пояс, к которому тянулась цепь. Девушка дрожала, едва заметно, но уже давно, будто от холода. Так и просила всем видом — не обижайте меня, мой господин, я буду послушной...