— Слушай, они же играют все тот же напев! — заорал Бранд, перекрикивая невообразимый визг. — Это ты им приказал?
Шеф покачал головой и показал пальцем на музыкантов:
— Нет, это они сами так решили. Это их напев. Знаешь, как он называется? «Обглоданный Бескостный»!
Бранд от растерянности только покачал головой. Английские рабы смеют издеваться над величайшим ратоборцем Севера… Уму непостижимо…
А вслед за волынщиками выступала длинная колонна алебардщиков в ослепительно начищенных шлемах с острым ободом и в кожаных тулупах с металлическими бляшками. К левому предплечью был туго пристегнут небольшой меч. И эти тоже англичане, подумал Бранд. Как это видно? Пожалуй, косточкой они не вышли. Выше пяти футов с половиной не видать ни одного человека. А вообще-то среди англичан стали нынче попадаться крепкие ребята — вспомнить хотя бы тех медведей, которых ему пришлось ломать, чтобы добраться до Эдмунда. Но эти-то не просто англичане, это полные доходяги… Куда им до танов, до карлов. Это — керлы. Возможно, даже рабы. Рабы, которым дали в руки оружие и позволили носить доспехи.
Бранд взирал на них с возрастающим недоверием. Уж ему-то с младых ногтей известно, сколько весит кольчуга. И сколько требуется сил, чтобы вращать, находясь под таким спудом, мечом или топором. Если на воине полный набор доспехов, он несет на себе — и не просто несет — сорок-пятьдесят фунтов. Сколько времени сможет средний человек удержать на себе такую тяжесть? Ибо стоит лишь начать слабеть его руке, как следующий удар врага может быть последним. По понятиям Бранда, сказать про мужчину «вот это боров» — значит воздать ему высокую хвалу. А хлюпиков он мог назвать семнадцатью бранными словами.
Он продолжал наблюдать за шествием горе-вояк. Всего их было человек двести, и все без исключения держали алебарду у правого плеча. Войско, идущее плотным строем, не вправе позволить себе никакой вольницы. Колонне викингов это обстоятельство тем не менее не мешало двигаться вразброд, оружие держать как кому нравится — и все ради того, чтобы продемонстрировать свою независимость.
За алебардщиками показались верховые. Значит, Шефа не устраивали больше медлительные тележки, запряженные неповоротливыми волами, которые не спеша тащили его орудия в обход армии Ивара. Первые десять пар упряжек везли повозки, на которые были уложены разобранные части катапульт, что выкидывали камни. Подле каждой машины шествовала обслуга, облаченная в куртки серого цвета с вышитыми на них молотами. Те заслуженные ветераны зимней кампании, с которыми столь щедро расплатился Шеф, сначала отбыли к своим наделам — занялись их обустройством, оставили пахарей, — а потом явились к своему господину и благодетелю для продолжения службы. И каждый теперь получил в подчинение по отряду, набранному из освобожденных с церковных земель рабов.
Следующие десять пар упряжек также представляли собой нечто необычное. За лошадьми оказалась продолговатая конструкция на добротных колесах, чей длинный хобот одним концом был вздернут кверху, а другим — едва ли не терся о землю, отчего вся машина походила на курицу, выискивающую в луже червей. Вращательницы, метавшие исполинские стрелы. И не разобранные на части, а готовые при первой необходимости начать разить врага. Этих колес не было, когда встретил смерть король Элла и когда сгинула извивавшаяся гадюка Ивара. Каждую из машин также сопровождал отряд, численностью в дюжину человек, которые, увешанные гроздями своих стрел, браво размахивали при ходьбе рычагами.
Когда же проследовали и они, Бранд неожиданно понял, что визг волынок, который наконец-то зазвучал на иной лад, вовсе не стал тише. Сотня человек, что прошествовала перед его взором, самостоятельно развернулась и, глядя друг другу в затылок, обходила его в обратном направлении.
А потом появилось нечто более напоминавшее ему армию. Пренебрегая каким бы то ни было построением, вразнобой и в небрежных позах, двигались к Бранду десятки верховых. Они хлынули в колею подобно пенистому прибою. Замелькали кольчуги, широкие мечи, шлемы, знакомые физиономии. Он радостно помахал Гудмунду, которого по-прежнему все звали Жадным. Многие ответили ему тем же. Тут же понеслись какие-то возгласы. Вряд ли такое позволило себе новое английское войско. Были тут и Магнус Щербатый со своим другом Кольбейном, оба при своих незаменимых алебардах; Вестлиди, когда-то бывший при ярле Сигварде рулевым, дюжина прочих, знакомых ему как приверженцы Пути.
— Некоторые вроде тебя отправились за море пристраивать свои деньги, — шепнул Шеф на ухо Бранду. — Другие их выслали; кто-то решил оставить их при себе и продолжал служить здесь. Многие купили себе землю. Так что они защищают теперь свою собственную страну.
Волынщики разом оборвали свои рулады. Бранд вдруг понял, что стоит посреди кольца воинов. Обведя их всех пристальным взглядом, он постарался прикинуть их численность.
— Две сотни? — спросил он. — Половина — англичане, половина — норвежцы?
Шеф кивнул:
— Что ты о них скажешь?
Бранд покачал головой.
— Лошади в упряжке… — проговорил он задумчиво. Такая упряжка в два раза быстрее бычьей. Но я не знал, что англичане умеют толково запрягать лошадей. Я один раз видел, как они это делали: они тогда ставили дышло так, как ставят на быков — поперек груди. Лошадям это сбивает дыхание, и они могут работать вполсилы. Как ты всему этому научился?
— Я же говорил тебе: всегда есть человек, знающий больше, чем ты. И на сей раз им оказался один из людей твоей команды, Бранд: хромой Гаути. Он тоже как-то раз поглядел, как я запрягаю лошадей, и назвал меня олухом. А потом показал мне, как это делается в Галогаланде. Вы же там всегда на лошадях поле бороните. И это не назовешь новым знанием, это — старое знание, которое не всем известно. Ну а как перевозить орудия, мы и сами догадались.
— Все это приятно слышать, — сказал Бранд. — Но ответь мне на такой вопрос. Забудь про свои катапульты, про упряжки — с лошадьми они или без… Сколько в твоем распоряжении англичан, способных держать строй в бою с хорошо обученными ратниками? С воинами, которые раза в полтора тяжелее твоих доходяг и в два раза мощнее? По одной твоей указке из поваренка ратоборец не получится! Уж лучше бы ты набрал себе людей из местных танов, которые не изнуряли себя голодом. Или их сыновей.
Шеф слегка загнул палец. От строя отделилась пара алебардщиков, толкая пред собою пленника. Пленником же был норвежец, бородатый, с обветренным, но бледным лицом. Он был на голову выше сопровождавших его стражей. Левое свое запястье он придерживал правой рукой, как делают люди со сломанной ключицей. Лицо его показалось Бранду немного знакомым. Пожалуй, они встречались как-то раз за ужином у армейского костра, еще до раскола.
— У этого человека было три корабля. Ребята решили попытать счастья и наведались в наши земли неподалеку от Яра. Ну-ка, расскажи нам, как ты отличился.
Во взгляде этого воина Бранду почудилась немая мольба.
— Трусы… Честно с нами биться они не желают! — прошипел он. — Взяли нас, когда мы уходили из первого селения. Дюжину моих людей уложили на месте своими толстыми стрелами. Мы даже не успели сообразить, откуда они бьют. А когда пошли к их машинам, они начали отмахиваться своими громадными топорищами. Потом напали на нас со спины…. А когда разобрались с нами, поволокли меня смотреть — у меня была перебита ключица, и щит я держать не мог, — как они будут уничтожать наши корабли. Один они раздолбали своими глыбищами. Два сумели уйти. — Он поморщился. — Меня зовут Снекольф, я родом из Раумарики. Откуда мне было знать, что вы, люди Пути, научили англичан ратному делу. Иначе бы я сюда не сунулся!.. Слушай, может, замолвишь за меня слово?