Любопытно — об этом сообщает журнал «Историк-марксист» в четвертом номере за 1936 год в статье с грозным названием «Фашизация истории в Германии» — что в Третьем Рейхе усиленно пропагандировали Винету, вели ее раскопки, писали о ней в книгах, сравнивая с Римом и Багдадом. Даже могу где-то понять — огромный город с передовыми по тем временам технологиями — катапульты! Маяк! Запирающаяся гавань! Плотина! — выглядел предшественником технической гигантомании Рейха (да и вообще эпохи дизеля). Уж не знаю, как они решали вопрос с тем, что населяли город в подавляющем большинстве никак не тевтоны. Мне просто грустно, что в Третьем Рейхе славянское чудо популяризировали, кричали о нем на весь свет — а в Советском Союзе, где я вырос, про Винету можно было узнать только из сказок иностранки Лагелёф и дореволюционного Ушинского. Грустно и странно.
Еще в Волыне хранилось копье, о котором говорили, будто это копье… Юлия Цезаря. Причем про связь Цезаря с Волыном писали не только немцы, но и польская «Великая хроника». Не иначе как копье принес вместе с легендой какой-то «федерат»-веринг. Иной общей памяти у Рима с Винетой вроде бы ожидать сложно. Разумеется, если это и так — вряд ли копье когда-то имело отношение к создателю Римской империи и юлианского календаря. Скорей уж можно представить, как в веке IV какой-нибудь римский чин, внутренне покатываясь со смеху, вручил завалявшийся в арсеналах древний пилум онемевшему от счастья варвару под байку про «оружие Божественного Юлия». Ну, римлянам шутка, ежели таковая была, аукнулась — про Одоакра я уже говорил.
В Волыне, как и в Щецини, почитался Триглав — только идол его тут был маленький, можно было в дупло спрятать.
Зато отлит из золота!
Таков был Волын, Юмна, сказочная Винета, Йомсбург северян. Языческий мегаполис средневековой Европы. Средоточие богатства и, если так можно выразиться, передовой — по тем временам — технической мысли, хоть и не слишком прославленный воинской отвагой или истовым почитанием древних Богов.
Все это с лихвой возмещал Рюген, Руян, «остров Рус» арабских и персидских землеописаний.
Адам говорит о нём мимоходом, называя жителей Руяна самыми свирепыми пиратами наряду с ваграми Фемарна. «Без их решения не положено ничего предпринимать в общественных делах: так их боятся из-за их близких отношений с богами или скорее демонами, которым они поклоняются с большим почтением, чем прочие», — добавляет он. Поподробнее рассказывает об острове и его святынях Гельмольд. Самое же подробное описание его оставил нам старый знакомец Саксон Грамматик, лично присутствовавший при походе датского короля Вальдемара, правнука нашего Мономаха, на Рюген.
Житие Оттона Бамбергского называет жителей острова rutheni, то есть русины [26] (не путать с ruteni без «h» — кельтским племенем). Они берут дань со всего побережья, сами же никому не платят, они крайне недовольны тем, что жители побережья выслушивают христианских проповедников, а на попытки Оттона проповедовать им начинают рассказывать о собственной родословной. Это напоминает русов из «Тидрек-саги», попрекавших худородностью не кого-нибудь, а Аттилу: «его отец Озид был незначительным конунгом, и род его не так знатен, какими были русские люди, наши родичи» [27] .
Именно об этой Руси, скорее всего, говорит и Гельмольд, утверждая, что от шведской Бирки до шведского же Сконе столько же дней пути, сколько и до Руси. Естественно, здесь не может идти речь о Новгороде.
Примерно за сто лет до Гельмольда русов упомянул уже знакомый нам ибн Якуб. Помимо прочего, он рассказал в своих записках, что русы нападают на кораблях на пруссов (речь о восточной Пруссии с ее Кенигсбергом, ныне Калининградом) с запада.
И именно отсюда, скорее всего, «язычники, называемые ар-рус» совершили, по словам Аль Йакуби, набег на арабскую Севилью в 844 году. «И пленяли, и грабили, и жгли, и умертвляли». От этого набега остался и материальный след — в городе Ральсвик (название позднее, германское) на острове Рюген остался клад, в котором — единственном на всю Балтику! — лежали монеты арабского серебра из Испании, начеканенные незадолго до набега. Кладов испано-арабского серебра на Балтике эпохи викингов вообще немного, настолько ранних его находок — нет вообще.
В IX–X веках арабы и персы часто рассказывают об «острове русов», где правит священный правитель каган, откуда русы уходят в торговые путешествия или воинские походы на кораблях, куда свозят дань от соседних славян, говорят о его жрецах, не подчиняющихся даже «царю русов», напротив, именно он должен подчиняться жрецам, ибо те говорят от имени Богов и могут любого (по умолчанию — и «царя») принести в жертву.
Ну, об отождествлении ругов с русами у немецких авторов мы с Вами уже говорили.
Гельмольд пишет о культе «русинов» так: «Свентовит, бог земли руянской, занял первое место среди всех божеств славянских, светлейший в победах, самый убедительный в ответах. Поэтому в наше время не только вагрская земля [28] , но и все другие славянские земли посылали сюда ежегодно приношения, почитая его богом богов. Король же находится у них в меньшем по сравнению со жрецами почете. Ибо тот тщательно разведывает ответы [божества] и толкует узнаваемое в гаданиях. Он от указаний гадания, а король и народ от его указаний зависят.
Среди различных жертв жрец имеет обыкновение приносить иногда в жертву и людей — христиан, уверяя, что такого рода кровь доставляет особое наслаждение богам».
Это выглядит как пересказ другими словами, возможно, даже просто другой перевод одного и того же текста — не было ли такого у русов, чего-нибудь вроде для пущей запоминаемости уложенного в стихи рассказа о своей земле?
Как Тацит говорил об «особом почтении» «ругиев» к их царям, как восточные авторы придают правителю русов титул «кагана» — ритуального царя, живого идола, так и Гельмольд говорит, что среди славян жители Рюгена «единственные имеют царя». Однако, как замечает тут Гильфердинг, поскольку сам же Гельмольд щедро рассыпал правителям других варяжских народов титул «rex», то очевидно, что фраза эта подразумевает особый статус правителя именно правителя Рюгена. Он, пишет Александр Фомич, «получил религиозное значение и, осененный покровительством богов, возвысился над всеми прочими князьями балтийскими. Он, может быть, даже и не назывался князем, а носил высший титул». Нетрудно будет понять, что этот титул был (заимствованный, скорее всего, еще у авар) титул кагана. Во-первых, славянский мир не знал иного высшего, чем князь или король, титула, нежели каган. Цари среди славян появятся много позже, в иных местах. И нет никакого свидетельства, что титул царя был известен южному берегу Балтики в те времена. Мнимый «Цесарь» Гильфердинга оказался, как мы помним, на поверку, Заезерьем. Во-вторых, «религиозное значение» из всех известных славянам имел именно титул кагана (когда-то таковым был «князь», но во времена Гельмольда это слово уже закрепилось за военными вождями). И, наконец, в-третьих, мы имеем прямое сообщение о «хагане» Рюгена. Англо-саксонская поэма «Видсид» среди прочих правителей северной Европы упоминает и «Хагана», правящего «хольмругами», то есть ругами, русами на острове. В связи с вышеизложенным есть основания считать, что Хаган в данном случае не имя, как принято считать, а принятый за имя титул (в том же списке «греками», византийцами, правит человек по имени Кьяр — «Царь», франки принимали за имя титул аварского кагана).