– Мирские дела меня не касаются, – буркнул Даниэль.
– Так ли? Тогда почему мои люди должны защищать тебя от викингов?
– Потому что их долг – хранить владения, врученные тебе Господом, если ты желаешь заслужить жизнь вечную.
– А в чем твой долг?
– Мой долг – заботиться, чтобы ни в чем не были урезаны и не умалялись права Церкви, какой бы Ирод или Пилат…
– Господа, господа! – Это вмешался епископ Сеолред, голосом столь слабым и болезненным, что все с тревогой к нему обернулись. – Молю вас, лорд-епископ, подумайте, что может случиться. Вы не видели набегов викингов, а я видел! После этих ужасов у Церкви, как и у прочих бедняков Господа, не остается никаких прав. Они забили моего исповедника бычьими костями. Этот возлюбленный храбрец обменялся со мной одеянием и умер вместо меня. А меня изгнали таким, как вы можете видеть. – Он положил на колено распухшую руку с отрубленным большим пальцем. – Они сказали, что мне не писать больше лживых слов. Молю вас, господа, придите к согласию.
– Я не могу отступиться от прав моего лорда-архиепископа, – ответил Даниэль.
Альфред уже несколько минут вслушивался в нарастающий шум в лагере за стенами. В нем не было тревоги, скорее радостное волнение. Полотняный занавес приподняли, и в проеме возникла тяжелая фигура Тоббы, с золотым кольцом, блестящим на шее, – сам король выделил ему эту долю трофеев три дня назад.
– Гонец, повелитель! Из Рима, от папы.
– Знамение! – воскликнул Эдберт. – Знамение Божье! Как голубка вернулась к Ною с оливковой ветвью в клюве, так снизойдет мир среди наших неурядиц.
Вошедший юноша не походил на голубку. Его оливковое лицо осунулось от усталости, добротная одежда покрылась дорожной пылью и пятнами грязи. Он недоуменно оглядывался при виде людей в грубой одежде и жалкой обстановки:
– Прошу прощения, джентльмены, лорды? Я ищу короля англичан Альфреда. Некто весьма верный сказал мне искать здесь…
Он не мог скрыть замешательства. Альфред сдержал гнев и спокойно произнес:
– Я – он.
Молодой человек оглянулся, явно выискивая чистый клочок земли, чтобы преклонить на нем колени, но нашел одну грязь и, подавив вздох, опустился на колени, протягивая грамоту. Это был пергаментный свиток с тяжелой восковой печатью на шнурке. Когда Альфред развернул его, между тщательно выведенными лиловыми чернилами строками сверкнул золотой лист. Король держал свиток в руках, не зная, что и думать. Не спасение ли в нем? Ему вспомнились мраморные дворцы и великая мощь. Он сам дважды бывал в Риме и видел величие Святого престола. Но то было много лет назад, до того как его жизнь свелась к дождям и крови, дням в седле, ночам в советах и переговорах. Теперь же Святой престол явился к нему. Он передал грамоту Эдберту:
– Прочти всем.
Эдберт с благоговением принял свиток и заговорил почтительно-приглушенным голосом:
– Он написан на латыни, мой лорд, разрисован писцами и… подписан самим его святейшеством. Здесь сказано: «Альфреду, королю Английскому. Знай, мой лорд, что мы уведомлены о твоих скитаниях… – нет, испытаниях – …и как ты погружен в дела мира сего, каждодневно претерпеваешь трудности, подобно нам. И мы оплакиваем не только наши, но и твои печали, соболезнуем, сочувствуем… – нет, сострадаем – …увы, вместе с тобой».
Осберт сердито пробормотал:
– Что, в Риме тоже викинги? – и отвернулся от свирепого взгляда епископа Даниэля.
Эдберт продолжил читать:
– «Однако при всех наших совместных страданиях мы наставляем и предостерегаем тебя не поступать подобно глупым мирянам, заботясь лишь о бедах нынешних времен. Помни, что Блаженный Господь не пошлет тебе искушений и испытаний выше твоих сил, но даст тебе силы вынести все испытания, коим подвергает тебя в своей мудрости. Превыше всего тебе следует всем сердцем стремиться защитить священников, мужчин и женщин, принадлежащих Церкви».
– А мы что делаем? – проворчал Этельнот.
– «Но знай, о король, что мы слышали от нашего почтеннейшего и святого брата, архиепископа народа английского, что правит в Кентербери, как ты в своем безумии попираешь его права и привилегии отца тех, кто вверен его заботам. Между тем из всех грехов грех алчности, жадности – величайший и наиболее отвратительный среди правителей и защитников народа христианского, самый мерзкий и опасный для души. А потому мы настоятельно советуем, наставляем и приказываем тебе сим письмом от нашего апостольского достоинства, дабы ты отныне прекратил и покинул всякое насилие против Церкви и возвратил ее правителям все привилегии и права, в особенности в деле мирного, беспрепятственного и бесподатного владения церковными землями, дарованными им твоими предками, как мы слышали, весьма богобоязненными королями английского народа, и даже твоими современниками, такими как благочестивый и достойный джентльмен…» – писец написал имя Булкредо, мой лорд, но он, должно быть, подразумевал…
– Он подразумевал трусливого недоделка Бургреда! – прорычал покрытый шрамами Витборд.
– Действительно, должно быть… «Бургред, коий ныне проживает при нашем Святом престоле в мире и почете. Итак, мы повелеваем тебе оказывать почет твоим священникам, епископам и архиепископу, если ты желаешь нашей дружбы в этой жизни и спасения в жизни будущей».
– Это истина, Господня истина! – выкрикнул Даниэль. – Провозглашенная с престола Господа на земле. То самое, о чем я говорил до прихода посланника! Если мы исполним наш духовный долг, временные трудности рассеются. Слушай его святейшество, мой король! Возврати права Церкви! Когда ты сделаешь это, длань Господня уничтожит и рассеет викингов.
Гнев омрачил лицо Альфреда, но, прежде чем он заговорил, Эдберт поспешно продолжил:
– Здесь еще параграф… – Он горестно взглянул в лицо своему повелителю.
– Что же в нем сказано?
– В нем сказано: «Мы слышали с великим неудовольствием, что наших прежних приказов ослушались. Что вопреки мнению апостольского престола клирики Англии не отказались от мирских одеяний и не одеваются по римскому обычаю в туники, скромно доходящие до лодыжек». И дальше он говорит, что, если мы откажемся от этого мерзкого обычая и станем одеваться, как он, Бог возлюбит нас и наши горести растают как снег.
Краснолицый Этельнот разразился лающим хохотом:
– Так вот от чего все наши беды! Если священнички прикроют коленки, Гутрум ужаснется и сбежит в свою Данию. – Он сплюнул в лужу на полу.
Посланник папы отшатнулся: ему было не уследить за быстрой речью, но юноша чувствовал, что что-то не так.
– Тебе не понять духовных дел, лорд-альдермен. – Даниэль, представитель архиепископа Кентерберийского, решительно натянул перчатки для верховой езды и выразительно оглядел свое длиннополое одеяние и короткую тунику Эдберта, выпущенную поверх штанов. – Мы просили о послании, которое бы направило нас, и оно пришло. Нам дóлжно принять совет и наставления нашего отца во Господе. Я полагаю это решенным. Есть еще одно дело, мой король, само по себе незначительное, но я увижу в нем знак твоих благих намерений и искренности. Человек, который сообщил о посланце, с золотым кольцом на шее, – это раб, бежавший из одного из моих поместий. Я узнал его. Мне должны его вернуть.