– Нехорошо так говорить. – Он улыбался, но тон был смертельно холодным. – Можно навлечь на себя неприятности.

– Хорошо, нехорошо… Отто, я не прошу читать мне нотации, я предлагаю выгодную сделку. По словам Джесперсена, если к кому и можно обратиться с подобным предложением, так это к вам. Видите ли, я секретарь, которому не повезло с начальником. Ему не нравилось, что я слишком много знаю, и в конце концов он меня уволил. По-моему, если я подзаработаю на его секретах, это будет все равно что самооборона.

– И на чем же вы, Элис, собираетесь подзаработать?

– На копиях документов, фотографиях и тому подобном. Пятьдесят процентов денег, которые вы из него вытянете, мои. Годится?

Отто вздохнул и почесал тяжелый подбородок:

– Возможно, милочка, если ваш шеф достаточно богат, чтобы заплатить по моим расценкам. Давайте-ка посмотрим, чем вы располагаете.

Элис рассмеялась, надеясь, что получилось не слишком фальшиво:

– За дуру меня принимаете? Здесь я ничего такого не держу. Утром позвоню, и мы договоримся о встрече. Идет?

– Да, меня это устраивает. – Он шагнул к выходу и вдруг остановился, уперев ладонь в дверь. – Только прошу больше не употреблять слово «шантаж». Ну не нравится оно мне.

– Как вы это называете, мне наплевать, главное, чтобы заплатили.

Он дотронулся до шляпы и вышел в коридор, а Элис тщательно заперла дверь. После чего с колотящимся сердцем бросилась в спальню и посмотрела на магнитофон. У него светились лампы, ровно вращались катушки. Она выключила запись, чуть отмотала пленку назад и включила воспроизведение.

Динамик зашуршал, и комнату заполнил голос Отто: «…Если ваш шеф достаточно богат, чтобы заплатить по моим расценкам…»

Элис рассмеялась и перемотала пленку. Когда хотела снять катушку, ее кисти накрыла тяжелая мужская рука.

– А ты и впрямь неумна, Элис, – прошипел ей в ухо Отто Диффенбахер.

Онемев от ужаса, она смотрела, как шантажист прячет катушку в карман.

– Только круглая дура может возомнить, что переиграет такого человека, как я, на его поле. Знала бы ты, какие деньжищи я зарабатываю на бабьей глупости. Почему ты не учла, что я насторожусь, поговорив с тобой по телефону? Почему ты не учла, что я в два счета выясню настоящую фамилию проживающей в этом номере женщины и вспомню, что такую же фамилию носит попавший вчера под машину болван из налогового управления? Почему ты не учла, что в большой гостинице ничего не стоит заполучить ключ от любого номера? Мне оставалось только проникнуть сюда и по достоинству оценить твои детские ухищрения. – Говоря, он указывал на магнитофон, а потом вдруг сбросил его со стола.

– Не надо! – пискнула Элис. – Вы же его сломали!

– Дилетантка. – На его лице не осталось ни следа доброты и снисходительности. Он со всей силы обрушил на аппарат ногу в тяжелом ботинке, давя лампы и разрывая тонкие провода. – Что, дорогая игрушка? Надеюсь, это тебя научит не лезть в чужие дела.

– Скотина! – вскричала она. – Зверь! Ты пытался убить моего мужа!

– Ага, пытался и теперь жалею, что не получилось. Ну-ка, заткнись и подумай лучше о себе. Мы тут одни, без свидетелей. Могу я тебя прикончить?

– Нет… – дрожащим голосом ответила Элис, пятясь к стене. – Ты этого не сделаешь…

– Не сделаю, потому что не вижу смысла. Такая круглая дура мне не опасна. – И Диффенбахер наотмашь ударил ее по лицу, оставив красный отпечаток.

Идя к выходу, он хохотал.

– Пожалуйста, не обращайся в полицию, это бессмысленно, – сказал шантажист на прощание. – Сегодня я завтракал с очень известным человеком, он очень боялся, как бы его жена не узнала, почему он так поздно приходит домой по средам. Если попрошу, этот джентльмен подтвердит в суде, что я весь день провел в его обществе. Ты снова выставишь себя на посмешище, а я вдобавок отсужу у тебя кучу денег за попытку очернить мое доброе имя.

Он хлопнул дверью, и через некоторое время хохот в коридоре стих.

Элис посмотрелась в зеркало, дотронулась до красного следа от мужской ладони и рассмеялась. Боль – пустяки. Главное, дело сделано.

Машинальным движением вспушив волосы, она подошла к телефону.

– Соедините с полицией, пожалуйста, – обратилась Элис к оператору, а пока ждала ответа, достала из кармана пальто проволочный диктофон и осторожно отцепила от него микрофон, который выглядел обыкновенной большой пуговицей.

До чего же удивительные вещи продаются сейчас в магазинах! И диктофоны, и микрофоны к ним, замаскированные под пуговицы, заколки для галстуков, часы и тому подобное. Едва Элис увидела эти товары на прилавке, как поняла, что́ она будет делать.

Интересно, подумала она, если красивая женщина глупа на вид, почему все готовы считать ее на самом деле глупой?

Порой это очень усложняет жизнь.

А порой очень упрощает.

Смерть в Мексике

От семейного вояжа Джил не получал ни малейшего удовольствия – но лишь до того момента, когда он решился на убийство. В этот день он словно помолодел на десять лет: в глазах появился азартный блеск, походка обрела упругость. Веселые мысли о чужой смерти пробудили в нем интерес к собственной жизни.

Любой, кто знавал Пэмми, с легкостью догадался бы, какие чувства ее муж испытывает к ней и из каких душевных недр черпает свои черные мысли. Но знать причину убийства не то же самое, что оправдывать его, – если все будут рассуждать иначе, мир тотчас окажется во власти беззакония. Прекрасно отдавая себе в этом отчет, Джил никого не посвящал в свою затею, но мало-помалу план убийства созревал и обрастал деталями. Будучи человеком дотошным, имея привычку тщательнейшим образом организовывать все, за что ни брался, Джил не торопился. Есть вещи, которые надо делать хорошо или не делать вовсе, и убийство из их числа. Малейшая возможность нежелательного развития событий должна быть исключена. Нужна надежная «защита от дурака», тем более что речь идет о Пэмми, а вторую такую идиотку поди поищи. Надо все проделать артистически, с величайшей тщательностью, чтобы потом комар носу не подточил. Это будет не просто убийство, а настоящее произведение искусства. Пэмми примет смерть, но не от мужниной руки. Джил лишь обставит все так, что у жены не останется иного выхода, кроме самоубийства, и при этом она будет совершенно одна.

В тот роковой день они сидели на террасе клуба «Камаронес», и на Джила накатывали волны препустейшей болтовни. Он не слушал, но всем своим видом демонстрировал самое чуткое внимание и готовность ответить на любой вопрос. Но как обычно, Пэм ни о чем не спрашивала. За годы супружеской жизни он привык внимать жене с застывшей на лице любезной улыбочкой. Посмотришь издали – еще одна пара американцев, сбежавших на юг от холодных манхэттенских дождей. Но вблизи картина не покажется столь типичной, больно уж визглива и бессмысленна речь женщины, слишком много фальши на физиономии у мужчины. А если совсем вплотную подойти, станет понятно, как эта особа глупа и до чего же ей скучно. И предположив, что она безмозглая наследница огромного состояния, а он циничный и расчетливый охотник за чужими деньгами, вы нисколько не ошибетесь.