Она была совершенно не нужна ему, даже для утешения плоти, тем паче вспомнился наказ не заводить случайных знакомств на пляже, однако он взял испанскую немку под руку и открыл калитку:
– Прошу, герцогиня!
Пусть люди Оскола и камеры партнеров по разведке видят – он приехал, чтобы, кроме всего, отдохнуть, развлечься, а не сидеть и тупо докладывать по спецсвязи о результатах, просить согласования на контакты и отчитываться о произошедших встречах. Профессионал, замысливший что-то против своих руководителей, не поведет в дом случайную женщину с пляжа. Подобное может сделать только уверенный в себе человек. Ну или полный безответственный идиот…
– Да, я герцогиня Эдинбургская! – воскликнула она. – Вы так проницательны!
Корсаков пока еще не встречал на пляжах Болгарии беспородных немок, и создавалось впечатление, будто в Балчике отдыхает вся аристократическая Германия, эдакий сплошной «фон», будто у них там крестьянок и посудомоек никогда не бывало.
Революционные, баррикадные француженки были совсем другими…
– Как вы угадали? – все еще изумлялась эта легкая добыча. – Мой дед был немецким дипломатом. Он приехал в Румынию и там женился на герцогине. Сам Гитлер благословил этот брак! Но об этом мало кто знает, было время, когда свое происхождение приходилось скрывать… Ты ясновидящий?
– Это нетрудно, – обронил он. – Я сам русский князь и чувствую породу.
– Ты русский? – уже доверительно и по-свойски спросила она, взглядом бюргерши озирая усадьбу. – Ты новый русский?
– К счастью, да…
– О, русские стали очень богатыми, – обрадовалась «герцогиня». – И ужасно расточительными!
Намек на подарки он принял и никак не отозвался. Можно было сразу переходить в постельный режим, но Марат представил, как придется сейчас возиться с ее потным, горячим телом – долго наряжалась в душном гостиничном номере без кондиционера и душа, набрасывала макияж, потом шла по вечернему солнцепеку…
Угасла даже умозрительная охота. Сейчас бы чего-нибудь терпкого, скрипящего от чистоты и прохладного, в пупырышках, как свежий огурчик.
Роксана такой вышла из моря…
– Искупаться хочешь? – предложил он. – Ты же не купалась в море…
– Боюсь холодной воды. – Она сняла туфельку и потрогала ножкой воду в бассейне. – О, прекрасная температура!
Чем-то щелкнула за своей спиной, и роскошный вечерний туалет мгновенно обрушился к ее ногам – под ним ничего не оказалось. Но вместо желания при виде обнаженной женщины на Марата напал приступ смеха: в век технического прогресса раздевание было механизировано! Это же надо придумать такое приспособление, чтоб обтягивающее стан, крепко сидящее, без видимых замочков платье отстреливалось, словно кресло катапульты!
«Герцогиня» расценила его веселость по-своему – вероятно, как радость, предвосхищение, – тоже заулыбалась и погрузилась в воду.
– Иди ко мне, – поманила рукой.
– Нельзя мочить рану. – Он показал на свою шею. – Доктор не велел. Я буду созерцать!
– О да! – понимающе воскликнула она и стала изображать в воде что-то вроде танца, демонстрируя свои прелести – то верхней части тела, то нижней, ныряя в голубую воду.
Все это напоминало пошленькую телеэротику и не возбуждало. А надо было как-то приподнимать боевой дух, хотя бы из чувства мести Роксане. За всю «супружескую» жизнь у него ни разу не было женщины, столь длительный голод должен был бы сейчас захлестнуть его одной только физиологией, так бывало не раз, но тут он взирал на сочный плод и не ощущал никаких позывов. Тогда он сходил в домик и прикатил на берег бассейна столик-бар. Симаченко готовился к встрече, запас любимого сухого вина, которое Марат в Болгарии пил вместо воды. Легкий алкоголь обычно помогал раскрепоститься и долгое время поддерживать тонус на высоте. Он откупорил бутылку, вдохнул виноградный букет и стал пить из горлышка.
– Хочешь? – спросил «герцогиню».
– Я бы выпила коньяку, – призналась та и подплыла к берегу, как русалка. Разве что пышная прическа превратилась в кошачий хвост.
Все «породистые» дамы любили крепкие напитки.
Корсаков допил вино.
– Пожалуй, и я тоже…
Коньяк был хороший, французский, и как-то сразу взвеселил. Обнаженная купальщица дразнила его близким присутствием минут пять, пока не опустошила бокал, и была уже прохладная, с легкой гусиной кожей по загорелому телу. Ненароком, невзначай она принимала позы, которые знала, играла перед самым носом ягодицами, показывала впалый, эротичный живот – и нырнула в воду ни с чем. На берегу остался пустой, мутный от влаги ее жаркого дыхания бокал…
Хмель грел пищевод, голову и грудь, но не опускался ниже пояса, и Корсаков отнес это к нервным перегрузкам последних дней жизни в Москве. А чтобы поверили все, сейчас взирающие на бесплатную порнуху, надо было отключить голову, забыть на время неудачи, досадные промахи, аллергию, «партнеров», треклятого Алхимика и, наконец, сумасшедшую Роксану.
Нет, ее не забыть – напротив, помнить и представлять, как она изменяла ему с гением. И отомстить, отплатить тем же!
Запись с видеокамеры в спальне Роксаны была черно-белая, графичная и напоминала старое кино – без цвета и пошлости.
Черт возьми, красиво это у них получалось! Красиво, долго, не надоедливо и как-то ритуально, что ли. Словно исполняли некий обряд, до деталей прописанный в сценарии, – все необычно, неожиданно, притягательно…
В тот миг Марат внезапно понял, отчего до сих пор возится с Роксаной и не по долгу службы – по тайному движению души терпит ее измену, безумные капризы, выслушивает речи и сейчас, глядя на другую женщину, думает о ней. За три месяца «супружеской» жизни он не смог даже приблизиться к ее плоти, увидеть голой, притронуться к сакральным местам тела. Это были месяцы противоборства, и чем настойчивее она отбивалась от его домогательств, тем становилась желаннее.
Безумная клятва в его сознании произнеслась сама собой, без приложения сил и чувств.
– Встану перед ней на колени, – вслух по-русски сказал он. – Положу белые розы к ногам и присягну. И пойду за ней, куда поведет! Буду повиноваться и служить ей. И никому больше…
Вот для чего надо было приехать в Болгарию!
– О чем ты говоришь, князь? – спросила «герцогиня». – Я плохо понимаю твой язык! Ты сказал – будешь служить мне? Ты хочешь взять меня замуж?
– Сейчас возьму, – пообещал он и пошел за домик, в сад.
Розы там были, десятка два кустов, в том числе вьющиеся, однако на их цвет он раньше не обращал внимания и тут обнаружил много оттенков. Есть чуть розоватые, есть с сиреневым отливом и при вечернем освещении почти белые, но сразу видно – не такие, как притащил румынский воришка из чужого сада. Наконец высмотрел – вот же, вот! Попробовал сломать стебель, невзирая на колючки – получалось некрасиво, пришлось искать садовые ножницы. Марат остриг весь куст, пересчитал и вдруг забыл, сколько дарят и сколько носят на кладбище. По логике, получалось, женщине надо преподносить четное, а как по обычаю, не вспомнил, решил, вряд ли Роксана станет их считать. Из сада он вернулся с огромным букетом и уже стал подыскивать место, куда бы припрятать, чтобы достать внезапно, и тут только разглядел – розы оказались желтоватые! В тенистом саду совсем другое освещение, а на солнце явно выпячивается желтизна.