В 4-м классе она заболела и вплоть до 8-го практически не посещала занятий. Школьные учителя приходили к ней на дом. Большую часть времени Влада проводила дома одна, в компании любимых книг, дневника, альбома для рисования, исписанных стихами тетрадей. Она обожала одиночество. Редкая для ребенка черта — ей никогда не было скучно одной. «Нет в мире человека интереснее, чем ты сам! — напишет она позже в своей повести „Я+Я, или Крещенские гаданья“. — Достаточно лишь раз окунуться в себя, чтобы понять — там таится огромный сверкающий мир…»
В перерывах между больницами и больничными Влада посещала изостудию во Дворце пионеров. Ее руководительница выделяла талантливую ученицу и не раз советовала отдать девочку в художественную школу. Но мама Влады сочла, что здоровье дочери не позволит ей там учиться как следует. «К тому же, — весьма трезво заявила она, — моя дочь не слишком любит учиться».
Это материнское трезвомыслие и привело Владиславу в «облегченное» учебное заведение — строительное ПТУ № 18, где как раз набирали экспериментальный курс «Лепщик-модельщик архитектурных деталей». Живопись и композиция значились там как специальный предмет. После 8-го класса мама взяла пятнадцатилетнюю дочь за руку и отвела в училище. Это был последний раз, когда решение за Ладу принял кто-то другой!
«Позже мне говорили, — сказала писательница в одном из интервью, — советуем тебе не позориться и пореже вспоминать свое СПТУ. Но я горжусь своим строительным училищем, оно дало мне гораздо больше, чем школа, — это был очень полезный опыт для книжного ребенка. И если при мне кто-то употреблял слово „пэтэушница“ в оскорбительном смысле, я всегда отвечала: „Я, между прочим, тоже девочка из ПТУ! И начала свою карьеру с работы на стройке“».
В училище Слава (придя в новое учебное заведение, Владислава начала именовать себя так) подружилась с девочкой Леной. Десятилетие спустя Лузина посвятила ей эссе «Девочка, которую я любила». В 18 лет Лена ушла в киевский Покровский монастырь. Но три года, проведенные рядом с ней, оказали на Ладу, выросшую в семье атеистов, огромное влияние, хотя проявилось оно намного позднее. Целых шесть лет Владислава не могла простить Богу этой потери: «Мне было больно даже говорить о Боге, как будто он был мужчиной, который увел у меня Лену!»
После получения диплома Слава Кучерова наотрез отказалась поступать в строительный институт, как советовал ей отец, и отправилась на стройку — в реставрационные мастерские. Профессия «лепщик-модельщик архитектурных деталей» познакомила ее с двумя знаменитыми киевскими зданиями — «Шоколадным домиком» (бывшим Центральным загсом, где когда-то расписались ее родители) и легендарным «Домом с химерами» Владислава Городецкого. День за днем мастер 3-го разряда висела под потолком, освобождая от краски, реставрируя гениальную лепку и все сильнее влюбляясь в архитектуру Киева…
Однако именно эта зарождающаяся любовь стала причиной первого в жизни Славы скандала. За «непристойное поведение» она была сослана на объект «сурового режима» (им оказался нынешний загс Подольского района, где впоследствии Лада расписалась со своим мужем). Суровость режима заключалась в том, что работать там приходилось буквально до седьмого пота, а разрешение сходить в туалет вымаливать у прораба. «Непристойность» же стала результатом непреодолимого желания Лузиной театрализировать будничную строительную жизнь.
Она устраивала бурные вечеринки в подсобке, расшивала рабочий ватник блестками и малиновым бисером, раскрашивала ботинки разноцветной масляной краской. А во внерабочее время щеголяла в белых сапогах до колен и серебряном (сшитом всепонимающей мамой) плаще. На запястье у нее звенел браслет с колокольчиком (украшения Владислава мастерила сама), длинная полуметровая коса распускалась, накручивалась на бигуди и посыпалась золотыми блестками… «Как вы думаете, куда она в таком виде направляется?» — спросила однажды одна из «порядочных» малярш, явно подразумевая — на панель!
Сбежав с «сурового» объекта, следующие двенадцать месяцев Лада (на новом месте работы девушка назвалась новым именем) провела в библиографии и на исходе года вновь оказалась на грани увольнения. Большую часть рабочего дня она писала рассказы и стихи, правила их, перепечатывала и рассылала в разные журналы. Ответы Ладе (уже принявшей псевдоним Лузина) приходили исключительно отрицательные. Это ее не смущало, скорее веселило. Она собирала «отказы» в папочку, убежденная, что когда-нибудь непременно опубликует их, к стыду всех тех, кто не смог разглядеть в ней талант. Даже укоротив имя Владислава, начинающая писательница была твердо уверена: оно означает «Владеющая славой»! И не сомневалась: слава — нечто данное ей от рождения.
Как раз в тот момент, когда начальник библиографии принял окончательное решение уволить сотрудницу, Лада Лузина ушла «по собственному желанию». Случайно заглянув на консультацию в Киевский театральный институт и не особенно готовясь к экзаменам, она поступила на факультет театральной критики.
Впоследствии Лада не раз вспоминала, какое невероятное счастье испытала она, оказавшись в театральном, где впервые почувствовала себя нормальной. Точнее, такой же ненормальной, как все собравшиеся здесь. Все ее качества, которые многие считали недостатками, здесь были достоинствами. Все, что ей запрещалось, здесь только приветствовалось! Никогда особенно не любившая учиться, здесь она сразу же стала отличницей, лидером, участником, организатором и постановщиком многочисленных театрализованных празднеств. И умудрилась стать слишком яркой — даже здесь!
Еще на первом курсе Лада опубликовала подборку своих стихов и «Дневник театрального критика» в журнале «Ранок». Купила в магазине поэтическую книгу, увидела адрес издательства, пошла туда и предложила: «Напечатайте мои стихи». Ее отослали в поэтическую студию, там порекомендовали в журнал. Одновременно Лузина начала печататься в газете «Независимость» — как обычно, явилась туда сама и сказала: «Напечатайте мою статью».
Первая же публикация вызвала в институте скандал. Театральная общественность роптала: как студентка, тем паче первокурсница, не боится критиковать мэтров?
Наверное, тогда-то в голове Лады Лузиной и зафиксировались три первых правила скандальной журналистики:
1. Лучший способ быть замеченной — стать причиной всеобщего возмущения.
2. Для того, чтобы вызвать всеобщее возмущение, достаточно громко сказать то, о чем прочие тихо шепчутся в кулуарах.
3. Не бояться!
Лада Лузина не боялась ничего. («Кто обрел самого себя, открыл свой мир, понимает — факт существования других миров и других людей несущественен».) Но степень ее бесстрашного наплевательства на общественное мнение стала понятна только тогда, когда она стала работать в газете «Бульвар».
В 1997 году еженедельник «Бульвар» стал отцом украинской скандальной журналистики. В свет вышло знаменитое «банное» интервью. На обложке газеты было опубликовано огромное фото: известный композитор Николай Мозговой в бане с двумя голыми журналистками — Ладой Лузиной и Леной Крутогрудовой. В тексте статьи интервьюируемый жестоко громил коллег — «звезд» украинской эстрады. Скандал на этот раз разразился грандиозный — на всю Украину!