— Жена моя, красавица, по улицам шатается, извозчики ругаются, что лошади пугаются?.. — вопросительно выговорила Маша разудалый куплет.
— Да. Эту песню пел один из братьев Сведомских, — кивнул Мир. — Он подшучивал над коллегой.
— А еще он сказал, что его жена — Черный Дух! — надбавила Маша.
— Этого в книге нет. Ты где-то еще нашла информацию? — обрадовался Красавицкий.
— Я сама это слышала! Сегодня во Владимирском… Я была в Прошлом, — пояснила Маша Чуб и Акнир. — Он назвал ее Черным Духом. Незримым. Он просто не знал, как еще объяснить, почему она прячет лицо от людей… Он шутил.
— Только нам не до шуток, — сказала Акнир. — Все сходится!
— Тут сказано, — Мир показал на книгу, — что однажды загадочная жена Котарбинского просто исчезла. Всю оставшуюся жизнь он прожил в Киеве один. Все решили, что их брак не задался и супруга вернулась в Польшу. Но я не смог отыскать никаких сведений о ней. Ни где она жила, ни когда умерла…
— До или после их свадьбы, — многозначительно завершила Акнир.
— Прятаться под вуалью можно и по вполне реальной причине, — сказала Маша. — Например, ее лицо было изуродовано оспой…
— Или у нее просто не было лица! — огласила дочь Киевицы.
— А Котарбинский знал в лицо Духа Бездны! — окрыленно прибавила Чуб.
— И, возможно, был даже женат на нем… — Акнир казалась возбужденной. — Василиса рассказала не все… Некроманты способны управлять душами мертвых. Но не только чужими. Они могут управлять и своей собственной душой после смерти. Потому мертвый некромант — опасней живого. Он уже абсолютно не подчиняется нам. И способен подчинить себе любого слепого — любого человека… Причинить ему вред. Убить его. Забрать его тело. Это значит…
— А это что-нибудь значит? — прервал ее Мир, указывая на горящий камин.
Пар над котелком стал черным, затем — красным. Пару секунд Акнир молчала, затем проговорила:
— Вот вам и первое предупреждение. Кто-то из наших близких сегодня умрет.
Маша побледнела и бросилась к кровати спящего сына.
— Из близких… Из родственников? — испуганно навела справки Чуб.
— Не обязательно, — сказала юная ведьма. — Близкие в нашем понимании — те, кого мы принимаем близко к сердцу. О ком вы трое думали сейчас, в данный момент? Точнее, полмомента тому… — взыскательно вопросила она.
— Я — о Маше, — сказал Мир.
— А я — о Мише, — призналась Маша. — Об обоих. Отце и сыне. И о Мире, конечно…
— А я — об этой Ирине, — сказала Чуб. — У нее ж через неделю свадьба была… должна была быть. У нее был жених. Он тоже собирался жениться на Духе Бездны, как и Котарбинский…
— То есть ты думала о ее женихе? — быстро уточнила Акнир.
— В общем-то да…
— И я — тоже! — радостно вскрикнула ведьма.
— Тогда поспешите, — возникшая на пороге Василиса Андреевна держала в руках маленький столик с множеством сверкающих тарелок и кубков. — Помните, что я говорила?.. Первой некромант получила душу отца. И если допустить, что больше всего она ценит души любящих, ее второй жертвой станет мать, а третьей — жених. Или наоборот. В зависимости от того, кто любил ее больше.
— Так давайте тупо очертим их кругом Киевиц и не будем париться, — Даша посмотрела на пар-предсказатель — вышел хороший каламбур.
— Но не забывайте, у вас мало времени, — пришпорила их Глава Киевских ведьм.
— Скоро Киев накроет туман… А к вам слетятся гости.
— Примерно так? — Мир Красавицкий уже сидел за компьютером, изучая одну из многочисленных интернет-галерей с работами Котарбинского.
На экране пред ним стоял снимок черно-белой дореволюционной открытки. Из забытого, заросшего цветами могильного холмика вылетал чей-то грустный крылатый дух. Возможно, как раз для того, чтоб заглянуть к своим на Деды́…
* * *
«Интересно, имеют ли бриллианты душу? И если да, какая душа живет в них? Столь же прекрасная, как они сами? Или в каждом бриллианте, словно в окаменевшем бездонном озере, прячется Черт. Или сам Дьявол. Иначе как объяснить странную и непреодолимую страсть людей к небольшим сгусткам углерода. Как объяснить, что ради них век за веком предают, лгут, убивают? Как объяснить, что я не могу не думать о них?.. Как же мне заполучить эти чертовы серьги?!»
Катерина недовольно повертела затекшей шеей и вернулась в прежнюю позу — быть натурщицей оказалось совсем нелегко.
— Чудесно… Прекрасно… — Вильгельм Котарбинский с удовольствием посмотрел на сотворенный набросок. — Признаться, я люблю эти серые дни… В такие дни как никогда понимаешь, что ничего невозможного нет. Все возможно. Все совершенно. И почти все в мире так прекрасно, непознанно… И вокруг нас даже не мир, а миры. Просто одни из них видимы, а иные не видимы. Одни — бесконечно велики, а другие — бесконечно малы. И кто знает, возможно, существует другая планетная система, подобная Солнечной, но размером с мизинец моей левой руки. А в этой малой системе планет тоже есть Земля, на Земле — Киев, в Киеве — Владимирский храм, а в нем сидят, вот в эту минуту, Котарбинский, Сведомский и Васнецов? Мы сидим там сейчас и пишем картины… Ибо все существует в одночасье. Ведь так? — окунул он ее в радостную голубизну своих глаз.
— Вполне возможно, — сказала Катя.
И подумала: «Странными же речами он развлекает заказчиц. Впрочем, не такими уж странными для художника фантастического жанра и романтического склада ума. Ему положено быть странным…»
Маша рассказывала: Врубель тоже был странным — мазал нос зеленой краской, бродил по Киеву в ренессансном костюме. Но для Врубеля творчество стало темным провалом, приведшим его в сумасшедший дом. В Котарбинском же больше всего Катю поражало, как он буквально излучает вокруг себя радость творчества — казалось, из него исходит незримый свет, сделавший неубранную комнату с серым дождем за окном радостно-солнечной.
— Прекрасно. Да, это прекрасно… — Он отошел от мольберта на пару шагов, затем взял лист картона и приблизил к глазам. — А вы совсем не похожи на мать…
— Что?! — потрясенно выдохнула Катя. Ее окатило разом и жаром, и холодом. — Вы знали мою мать? Но откуда?.. Когда?..
Ответом был громкий топот. Незапертая дверь распахнулась — в номер влетел мальчишка в картузе.
— Вильгельм Александрович… Беда… беда у нас… Ася скончалась!!! — отчаянно заголосил он.
— Как же?.. Когда? — Руки художника опустились, глаза неуверенно погасли. — Я же только сегодня… нынче утром был… и она… Как же возможно?..
— Умерла, умерла, — в отчаянии подтвердил пацаненок. — Авдотья Васильевна за вами послала… Помощь нужна. Вы обещались…
— Да… я бегу… Ах, как жаль… Как мне жаль… — Художник обратил взор к Катерине. — Умоляю простить. Возможно, в следующий раз… Если вы снова придете…