Стену модернового дома на Костельной № 7, утверждавшего, что женщины одолеют мужчин, украшала римская цифра MDCCCCXIII — 1913 год. Еще четыре года назад дом знал то, что сказал вчера Кате Распутин:
«Бабы русский народ до смуты и довели!»
«Если на стенах домов написаны рецепты, ими можно воспользоваться… Но если здесь написаны пророчества?.. Или того хуже — заклятия?»
Катя быстро повернула голову вправо. В конце Костельной, на Владимирской горке, бывшей в одночасье третьей Лысой Горой, возвышался круглый павильон панорамы «Голгофа» — один из первых образчиков киевского стиля Модерн. Еще в 1911 Маша первая обратила внимание на нехорошую странность… Полотно, живописующее о мучительной казни Христа, заключили в круглое здание, украшенное лицами ведьм с волосами из змеящихся стеблей кувшинок.
И Катерина Михайловна вдруг всей кожей ощутила холод и тяжесть второго ключа, ощутила так явственно, будто он впрямь оказался у нее на ладони.
Помимо роз, кувшинки были одними из немногих цветков, значение и свойство которых крепко врезались в Катину память. В ведьмовстве они звались иначе… одолей-трава! Сорванная в нужный час нужным образом, водяная кувшинка могла одолеть все. И коли это — пророчество, оно яснее некуда… Великая Мать победит Христа!
«Вам ведь земных мужей мало, вам небесного Отца подавай!»
Так и будет!
В Империи, на Украине, на Киеве и прямо на этой горе. Лысая Гора победит панораму «Голгофа» и древний Михайловский монастырь… В 30-е годы 700-летний Свято-Михайловский будет уничтожен вместе с сотнею киевских церквей.
«Что еще Маша говорила тогда про Модерн? — лихорадочно подумала Катя. — Это важно! Нужно вспомнить…Что он буквально преследует нас… И здание больницы, где умер Столыпин, — Модерн, и квартира Кылыны, где мы поселились, и дом Анны Ахматовой. А на ее доме… О Боже! Конечно!!!»
— На Меринговскую, — крикнула Катя шоферу. — И побыстрей.
* * *
— А? …что? Где я? — Даша проснулась.
Слева голосами птиц щебетала весна. Тело утопало в перине и слегка прогибалось на пружинах кровати. Спинка принявшего ее металлического ложа сияла гордыми сверкающими шарами и шишечками. Чуб повернулась — пружины закачались, запели.
Изида Киевская почивала в собственной спальне на Большой Подвальной (Большой Провальной), 1 — и совершенно не помнила, как она тут оказалась.
— Что за хрень?
Одеяло, простыня и подушка были густо усыпаны разноцветными лепестками, поверх них с видом царской персоны восседала мурчащая Изида-настоящая.
— Привет, Пуфик, — поприветствовала кошку поэтка. — А почему я лежу здесь как торт? Или покойница — вся в цветах?
— Ми-уррр… — ответила кошка и, соскочив на пол, оглянулась на хозяйку.
— Идти за тобой? А нормально сказать нельзя? Ты прямо как Маша… Ау! Есть еще кто-нибудь? — Лепестки посыпались на пол — Даша отбросила одеяло, зашлепала босыми пятками по натертому Полей блестящему паркету.
То и дело поглядывая на Чуб, киса потрусила вперед. Пилотесса прошла тихую пустую гостиную, свернула в коридор и обнаружила там несомненные признаки активной и бурной жизни — пол был густо усыпан травой, точно на Троицу. Входную дверь перекрыл сноп высоких, в человеческий рост чертополохов. Из кухни неслись оживленные звуки. Кошка скользнула туда. И, повернув вслед за ней, Даша замерла на пороге.
На широком метровом подоконнике разместилась целая переездная аптека — пробирки, баночки, скляночки с разноцветными жидкостями. На полу, на буфете, на стенных крюках и протянутых через кухню бельевых веревках лежали, стояли, висели пучки трав, ягод, листьев, цветов.
Пристроившись у стола, компаньонка авиатриссы Полинька Котик ловко толкла что-то в большой, незнакомой Чуб деревянной ступе, расписанной народным узором.
— А правда, — посмотрела Поля на ступу, — что такие узоры от зла оберегают — добро преумножают?
— Правда, — склонившись над раскаленной плитой, Акнир непрерывно помешивала поварешкой благоухающее, исходящее паром варево. — Лишь совсем слепые считают, что ложки да плошки, столы, лавки, одежда, дома — изукрашены для красоты… Вот столчешь в такой ступе траву, и сила ее вмиг возрастет.
Поля кивнула и принялась толочь траву с утроенной силой. Рыжая Изида недовольно чихнула.
— А правда, что если кошка рядом с невестой в день свадьбы чихнет, брак будет счастливым? — немедленно поинтересовалась Полинька Котик.
— Правда, — подтвердила Акнир. — Готово?
— Ага, — подхватив ступу, Поля подскочила к плите, высыпала содержимое в кипящую кастрюлю. — А правда, что нужно черного кота в полночь сварить? Тогда кавалер тебя навеки полюбит.
— Суеверие! — фыркнула ведьма. — То есть — вера всуе. Чистокровная веда сроду кошачьему роду зла не причинит. Слыхала, небось, что после смерти душа ведьмы вылетает из трубы черной кошкой?
— Тоже суеверие?
— Не-е, бывает такое. Это вы, слепые, верно за нами приметили…
— Примета, значит, — важно кивнула Поля. — А правда, что кошки из болезных хвори вытягивают?
— А то сама не видишь — Изида Пуфик нашу Дашу в три часа подняла. Мы и доварить не успели. Давай одолень-траву… Да супротив страсти, а не против всякой напасти.
Как ни странно, тарабарщина вовсе не показалась Поле непонятной — компаньонка заскакала по кухне, вытащила из ведра с водой три желтых кувшинки.
— А правда… — начала Полинька снова.
— Девочки, я вам тут не мешаю во-обще? — с вызовом грюкнула Чуб.
— Мы тебе, между прочим, отвар и варганим, — отбила юная ведьма. — Давай, Поль, бросай, — оторванные головы желтых кубышек полетели в кастрюлю. — Теперь у тебя три часа…
— Бегу, — заторопилась Поля. — Мне на Житный рынок надобно сбегать. Чермешки, душки, наперстянки купить, — пояснила она болезной компаньонке, срывая лукошко с буфета, и прыснула: — Ох, ща-с снова дедки прицепятся.
— К тебе что, пристает кто-то, а ты мне не рассказывала? — буркнула Даша.
— Дедком, — пояснила Поля, — в народе чертополох кличут, тот, что у двери стоит. Я за него все время цепляюсь.
— А зачем он стоит там?
— Как зачем? — удивилась Поля. — Его завсегда у дверей, у ворот ставят, чтоб зло чужое в дом не зашло. Известно ж, его всякие бесы и черти боятся, оттого он и чертов переполох. А правда, — поворотилась она к ведьме, — что там, где он растет, всегда ведьмы живут?
— Верно подмечено. Не зря его так в Киеве много…
— А как же так, ведьмы его любят, а черти боятся? — озадачилась Поля.
— Так черти и нас, ведьм, боятся, — засмеялась Акнир. — Вот слепые… Можно подумать, вы не к нашей, ведемской магии прибегаете, когда обереги в саду садите. Беги быстрее…