«В клинике психических эпидемий Сикорского занимаются дежавю. Не удивительно, что, как и мой Митя, Анна страдала этой „болезнью“. Не могла не страдать — мы ж всю ее жизнь переписали!»
— Интересно, кто эта женщина? — полюбопытствовал директор, разглядывавший тем временем Катино фото.
— Поэтесса. Анна Ахматова.
— Видимо, не слишком известная. Я не слыхал о ней.
— А Изиду Киевскую вы знаете?
— Помилуйте, Катерина Михайловна, — аж оскорбился директор, — кто же не знает Изиду Киевскую? Она наша гордость. Гордость Киева. Гордость страны…
Катины соболиные брови вразлет слились в одну линию:
— Вот и попробуй так Анну найти. Плохо дело, — вздохнула она.
— А вы не пробовали поискать в Интернете? Там сейчас чего только нет… «Юзай гугл», как изволит изъяснятся мой сын.
— В Интернете? — оценила предложение Катя. — Как я забыла о нем… Вот чего там не хватает!
— Где?…
— Вы не позволите мне воспользоваться вашим компьютером?
— С моим превеликим удовольствием, — улыбнулся директор дорогой покупательнице не менее дорогого Маршака-Фаберже и сделал приглашающий жест в сторону своего кабинета.
* * *
В Городе уже стемнело, когда Чуб и Акнир вышли на улицу Карла Маркса и спустились на Думскую-Советскую площадь. Крещатик озаряли скупые огни. Но окна кафе Семадени, напротив Думы, горели как прежде, и название кофейни было прежним, и это казалось странным.
На стене висел масштабный плакат. Женщина с воинственным лицом пронзала вилами зад убегающего белого генерала. Под картинкой была подпись:
«Не зарись, Деникин, на чужую землю!»
— Так тебе и надо…. Не хрен мой памятник гробить, — позлорадствовала Даша. — Бабы за меня отомстят…
Дашина гипсовая ипостась стояла вдалеке на фоне бывшего Царского сада.
— Неужели это я вдохновила? — сменила тон она. — Их всех? Я ведь даже не писала эти стихи…
— Ты читала их, — сказала Акнир. — И летала. Ты стала даже ярче Ахматовой. Стала их Богиней. Но дело не только в полетах, не только стихах… дело в Лире амазонок. Она оказалась в мире слепых. И женщины почувствовали это. Они подняли головы. Нам больше не нужны были ведьмацкие метлы — мы летали открыто на аэропланах. А когда грянул сентябрь — так амазонки открыто оседлали коней и взяли оружие…
— Октябрь грянул, — поправила Даша.
— Помнишь, когда Анна Ахматова нашла Лиру в Царском саду? — внезапно спросила Акнир.
— Зимой.
— В канун 1 января, — напомнила ведьма. — Под Новый год. По новому стилю 13-го… А когда Богров чуть не подстрелил Столыпина?
— Тоже на Новый год, но другой… 1 сентября 1911! — охнула Даша. — В день чертополоха.
— Мало кто знает, что Революция на Украине произошла на месяц раньше, чем в Питере. Еще в сентябре атаманша Маруся Никифорова свергла временных и установила в родном Запорожье власть большевиков. Знаешь, как она это сделала? Агитировала рабочих. Ее посадили в тюрьму. На следующий день все заводы в городе встали, все люди вышли на площади с лозунгом «Верните нам нашу Марусю». Бунт был столь тотальным, что правительство сбежало само. Смена власти произошла без единого выстрела. Впервые в истории Революцию сотворила Любовь.
— Вот это да! — открыла рот Даша.
— Так же, как и революцию в Питере. Ни одному агитатору не удавалось склонить на сторону большевиков моряков Балтийского флота. Без их поддержки октябрьский переворот был невозможен. Тогда Ленин послал к ним красавицу Шуру Коллонтай. Она буквально влюбила матросов в себя, а заодно и в дело революции…
— Ух ты!..
— А кто уговорил Ленина сделать древний киевский праздник официальным коммунистическим праздником 8 марта? Наша Шура. Наследница древнего малороссийского рода Домонтовичей, дочь генерала из-под Чернигова. Кто спровоцировал небезызвестное тебе первое киевское восстание большевиков — киевская большевичка Евгения Бош. Раньше вы сватали парней и избивали мужчин, теперь киевлянка Роза Землячка, взявшая имя Матери-Земли, в свои сорок лет ежевечерне выбирала себе партнера на ночь из числа молодых красноармейцев. Она же перебила в Крыму сотни офицеров, топила их кораблями. Что это было, как не месть за истребленных в Крыму амазонок?
— Ты хочешь сказать, — приглушила голос Чуб, — что революцию сделали мы… украинские ведьмы?
— Слепые женщины. Они проснулись и вспомнили, в чем суть каждой из нас. Лира всегда вскрывает в нас истинную суть. И берет за то свою плату. Революция была кровавой…
— Революция амазонок.
— Знаешь, когда отмечают праздник бабьей святой Параскевы Пятницы?
— Праздник Макош?
— Между двумя главными пятницами года — 25 октября и 7 ноября.
— Революция по старому и новому стилю?! — едва не подпрыгнула Даша. — Ну ни фига себе праздничек Мамы отметили!..
Даша вновь посмотрела на плакат — несокрушимую даму, сражающуюся с грозными вилами в руках, и прикрыла глаза… перед взором пробежал кинофильм.
Красавица Шура звала матросов на бунт, красавица Райслер стреляла из Авроры, оповещая мир о начале октябрьской революции, которую атаманша Мария начала еще в сентябре… Бош вела на Киев войска и возглавляла первое советское правительство — став первой женщиной-главой со времен свергнутой с пьедестала Ольги. А над ними всеми парила тень Изиды Киевской — кружила на аэроплане, высилась в виде памятника, царила в эфире в виде бередящих души стихов…
Но все эти имена — Шуры, Лары, Марии, Розы и, возможно, даже ее, Дашино, были затерты, забыты, известны одним знатокам, в отличие от мужских — Ленина, Троцкого, Сталина…
— Но почему нигде не сказано, что это все мы? Женщины? — спросила она.
— Знаешь, почему среди историков до сих пор ходит слух, будто атаманша Маруся была гермафродитом? Потому что им нужен член… Они до сих пор не могут поверить, что существо без члена могло совершить революцию! Слепые не верят в ведьм, не верят в силу женщины, в силу природы. Красные признали женщину равной во всем. Первая женщина-космонавт, первая женщина-капитан, первый в мире закон о праве на аборт… Но они считали ее только соратницей. Они не поняли — мы просто использовали их. Они не сильно отличались от прежних мужей, которые считали, что женщина — некий декоративный предмет, вроде фикуса в углу, стоит себе там и не отсвечивает, красота архитектуры — просто изыски, а Великая Мать — милый пейзаж за окном, призванный услаждать их взоры. Но чем глупее, чем слабее, чем ничтожнее мы кажемся им, тем скорее мы победим.
— Чертополох, — сказала Даша и смутилась. — Но мы же не победим. Если мы закончим Отмену, Нового Матриархата не будет. Послушай, а вдруг твоя мать отказалась отменять революцию из-за этого? Она хотела, чтоб женщины были свободными…