Увы... Если мои подружки считают несовременной меня, я, в свою очередь, считаю несовременной современную моду. Кем считает меня она, я затрудняюсь и сформулировать. Наверно, склеротичкой. То и дело останавливаясь у витрин, я удивленно открываю рот: «Я ж это уже носила!» А в голове всплывает абзац из «Дневника Бриджит Джонс», которая, меряя в магазине туфли в стиле семидесятых, ощущала себя так, будто вернулась в те времена, когда училась в школе. «И вдруг у меня возникла страшная мысль: это не противное чувство дежа-вю - это точь-в-точь такие же туфли, какие я покупала в шестом классе. Мне вдруг почудилось, что я невинная жертва обмана или марионетка в руках дизайнеров моды - не могут пошевелить мозгами и выдумать нечто новое».
Примерно то же испытываю и я. На беду, у меня великолепная память! К тому же ассоциативная. И, глядя, как нынешние барышни носят шарфы, которые я носила лет в десять, серьги, которые я носила в тринадцать, свитера, которые я носила в пятнадцать, и колготки, которые я носила в двадцать один, - я теряюсь. Что делать: купить новую вещь или снять чемодан с антресолей, где лежит старая - точно такая же? И не могу заставить себя сделать ни то ни другое. Потому как, в моем понимании, эти серьги, свитера, колготки, шарфы неотделимы от меня двенадцати и двадцатидвухлетней. Они - символ моих прежних ошибок, любовей, расставаний, страстей, оставшихся в прошлом вместе с одеждой, которую годы спустя я сочла воплощением моей юношеской безвкусицы. Они - моя прежняя жизнь! И надевать это вновь для меня все равно, что усесться в песочнице и делать там пасочки. Или, того хуже, вернуться к любовнику, отвергнутому еще в 1997-ом.
Но главное, с какой стати впавшее в старческий склероз существо, помнящее лишь о днях былых и забывающее, что в позапрошлом сезоне оно уже предлагало мне этот фасон, - именуется нынешней модой? Почему в 20-х, в 50-х, в 70-х она была символом времени, и увидев на экране обрывок старого фильма, ты мигом определяешь год по фасону женских платьев. И вдруг все смешалось в пеструю кучу - годы, страны, столетья.
У нашего времени словно бы нет своего лица. Человечество точно завязло, не в силах сделать самостоятельный шаг в новый век. И эта проблема шире, чем стены и дизайн платяного шкафа. Как так получилось, что в мире вдруг в одночасье закончились новые фасоны, идеи, идеалы, вопросы - мы вновь и вновь перелицовываем старье?
И хотя как Весы-ретроград я вздыхаю: на седьмом веку существования человечества не стоит льстить себе мыслью, будто на свете осталось хоть что-то, что ты можешь выдумать первым. Как подающий надежды писатель, я отказываюсь принимать этот факт. И моя женская часть присоединяется к писательской.
Слишком похоже на конец света! И на конец моды. Если уж даже модные журналы уверяют нас в том, что эта дама сама донашивает свое имя Modus - предписание, правило, - ана деле давно утратила право на тотальный диктат....
Или на затянувшуюся паузу перед началом чего-то по-настоящему нового, совершенно неношеного, неизведанного, что вот-вот подарит нам припозднившийся век.
Кто знает, может, уже в грядущем году?
Как-то мы с подругой принялись громко и вдохновенно критиковать компьютерные игрушки, в которые так любят играть наши мужчины. «Как можно столь бессмысленно проводить время! Лучше уж вообще ничего не делать, полежать. Книжку почитать! - возмущались мы в унисон, чувствуя себя умными, солидными, взрослыми. - Все-таки мужчины - большие дети!»
Но на резком повороте: «Вот мы, женщины .» - я внезапно затормозила и задумалась: «А в какие игрушки играем мы?»
Украшения, туфли, шляпки, бесчисленные бисерные кошелечки, спичечницы, шкатулочки, позолоченные зажигалки, вазочки и множество ламп, расставленных по всему моему дому, - я сбросила со счетов сразу. Цацки и безделушки - святое. Но стоило мне вспомнить, что я до сих пор мечтаю о кукле Барби, самовосхваляющий текст застрял в моем горле .
В десять лет я увидела эту красавицу в западном каталоге, но когда они появились у нас, мне было поздно покупать себе куклу. Однако, оказавшись в отделе игрушек, я каждый раз подолгу рассматриваю коробки с Барби и Синди, «выбирая» себе самую красивую, в самом сказочном платье, с самым выгодным «приданым». Конечно, я могла б осуществить свою мечту десять раз. Но я ведь взрослая. Правда, я знаю немало великовозрастных барышень, бескомплексно покупающих мягкие игрушки. Мишки, зайки, собачки, большие и маленькие, оккупировали в их квартирах все кресла и диваны. «Будут дети, пригодятся», - отмахиваются они. Но я-то точно знаю, что хочу Барби, вне зависимости оттого, будут у меня дети или нет!
Не помню, когда я впервые поймала себя на этой мысли, наверное, лет в двадцать семь. Я вдруг поняла, что совершенно не чувствую себя взрослой! Не ощущаю никакой разницы между мной семнадцати- и двадцатисемилетней. Да, я намного больше знаю и понимаю. Я вполне по- взрослому вычитываю контракт, прежде чем его подписать, по-взрослому считаю деньги и анализирую свои поступки. Но моя взрослость столь же наносная, как и краска на моем лице. Сейчас я накладываю грим куда более умело, чем в семнадцать лет, что из того? Достаточно смыть верхний слой. Достаточно отбросить в сторону десятилетний опыт и окажется: во взаимоотношениях Я и Мир я по-прежнему нахожусь в позиции ребенка! Все так же обижаюсь на ударившую меня табуретку и иногда даже злобно лягаю «обидчицу» ногой. И знание закона Мерфи «Компьютерная программа выполняет то, что вы ей приказали сделать, а не то, что вы бы хотели, чтобы она сделала» - нисколько не препятствует моему яростному крику в адрес «зависнувшего» компьютера. Я обожаю, когда муж, друзья, мама делают мне «сюси-пуси», умиляясь моим выходкам и глупостям. И если мне плохо, мне все так же хочется очутиться в надежных объятиях и услышать: «Ну не плачь, моя маленькая».
Где же она, та мифическая взрослость, в которую я так верила в школе? Есть ли она вообще, если мне уже тридцать лет, а ее все нет и нет?
«Наверное, - высказала я вполне логичную мысль своей подруге Оксане, - все дело в том, что у меня нет детей. Вот появятся.» «Ничего подобного, - убежденно прервала меня мать одиннадцатилетнего сына. - Думаешь, я чувствую себя взрослой? Я такой же ребенок, каким была!».
«Говорят же: «дети никогда не вырастают - просто игрушки становятся дороже», - заявляет мне муж в ответ на мои безуспешные попытки оторвать его от новой компьютерной игры. Но, боюсь, даже это утверждение безбожно льстит нам, «взрослым». Наличие массы дорогих «лялек», предназначенных для больших девочек и мальчиков - машин, антикварных статуэток, бриллиантовых колец, - ничуть не мешает нам отбирать игрушки у детей. Были бы дети, наличием которых можно оправдать покупку Барби!
Показывая мне многочисленных кукол своей полугодовалой дочери, моя знакомая сказала со смешком: «Вообще-то она с ними еще не играет. На самом деле большинство игрушек родители покупают себе». Приятель мужа подарил сыну руль для компьютерных гонок. Догадайтесь, кто в него «рулит»? Папа! Мой знакомый собирает модели машин, оправдываясь: «Когда-нибудь достанутся сыну». Моя подруга Оксана собирает кукольных бабок-ежек, не оправдываясь ничем - ее сыну они сто лет не нужны. Я коллекционирую елочные украшения и ни за что не подпущу к ним ничьих деток. И от детей нас отличает только то, что мы можем гордо обозвать наши игрушки «коллекцией». Но отличие это такое же иллюзорное, как и наша взрослость.