Уже много месяцев подряд в своей частной жизни Крофорду из-за болезни жены приходилось иметь дело с врачами и медицинскими сестрами. Он научился строить отношения с ними так, чтобы не мытьем, так катаньем добиваться хотя бы самых малых преимуществ, способных облегчить Белле существование. Доктора, медицина вообще сидели у него в печенках. Но сейчас это была не частная жизнь. Это был Балтимор, это была работа. Нужно быть как можно более любезным.
— Очевидно, я недостаточно ясно выразился, доктор. Моя вина — раннее утро, а я лучше соображаю по вечерам. Все дело в том, что человек, которого мы разыскиваем, — вовсе не ваш пациент. Это должен быть кто-то, кому вы отказали, потому что убедились, что он не транссексуал. Мы здесь работаем не вслепую: я покажу вам, какими специфическими характеристиками он мог бы отличаться от типично транссексуальных моделей в ваших реестрах личностных исследований. Вот краткий перечень того, что вашим сотрудникам следует искать в характеристиках заявителей, которым было отказано в операции по изменению пола.
Читая перечень, доктор Даниэлсон потирал указательным пальцем одну сторону носа. Потом вернул бумагу Крофорду.
— Весьма оригинально, мистер Крофорд. На самом деле все это крайне причудливо, а это слово я употребляю не так уж часто. Могу ли я поинтересоваться, кто снабдил вас этим набором… догадок?
Вот уж не думаю, что эта информация доставила бы вам удовольствие, дорогой доктор Даниэлсон.
— Сотрудники Отдела криминальной психологии, — сказал Крофорд. — Кроме того, мы консультировались с доктором Блумом из Чикагского университета.
— Алан Блум одобрил это?
— Но мы полагаемся не только на тесты. Есть еще кое-что, помогающее выделить Буффало Билла из общих списков: вполне вероятно, он скрыл судимость, связанную с применением насилия, или попытался фальсифицировать какие-то иные факты своей биографии. Покажите мне тех, кого вы отвергли, доктор.
Даниэлсон отрицательно покачал головой. Впрочем, он делал это почти безостановочно на протяжении всего разговора.
— Материалы обследований и опросов — вещь сугубо конфиденциальная.
— Доктор Даниэлсон, как можно считать подлог и искажение фактов вещью сугубо конфиденциальной? Как может выяснение настоящего имени преступника и настоящей его биографии считаться результатом взаимоотношений врача и пациента, если он никогда не сообщал вам об этом и вам пришлось выяснять это самим? Мне хорошо известно, как скрупулезен в этом отношении Университет Джонса Хопкинса. Я не сомневаюсь, что в практике вашей клиники встречались подобные случаи. Психически больные люди с пристрастием к хирургическим вмешательствам обращаются повсюду, где только имеются хирургические отделения. Это никак не влияет на репутацию лечебного заведения или его законных пациентов. А что вы думаете, к нам, в ФБР, психи не обращаются? Тут на днях в нашу контору в Сент-Луисе явился один — прическа как у Моу, [57] с противотанковым гранатометом, двумя ракетами и медвежьим кивером в сумке для гольфа.
— Ну и что, вы взяли его на работу?
— Помогите мне, доктор Даниэлсон. Время поджимает. Пока мы тут стоим и беседуем, Буффало Билл, вполне возможно, совершает с Кэтрин Мартин то, что совершил с остальными. — И Крофорд положил на сверкающую стойку фотографии.
— Не надо. Это не поможет, — сказал доктор Даниэлсон. — Это детские штучки, меня не запугаешь. Я, знаете ли, был военным хирургом и не только работал в полевых госпиталях, но и участвовал в боевых действиях. Уберите эти ваши картинки в карман.
— Это точно. Хирург может спокойно смотреть на искалеченные трупы, — сказал Крофорд, смяв в руке пластиковую чашку и нажимая ногой педаль мусорного контейнера. — Но я не представляю себе, что врач может спокойно думать о том, что человека лишают жизни. — Он выбросил чашку и отпустил педаль. Крышка контейнера захлопнулась с грохотом, словно подтверждающим правоту слов Крофорда. — Вот самое лучшее из того, что я могу вам предложить: я не стану просить вас представить информацию о пациентах, а только о заявлениях, отобранных в соответствии с представленными вам наметками. Вы сами и ваши психиатры из комиссии по рассмотрению заявлений гораздо быстрее разберетесь в отвергнутых документах, чем это мог бы сделать я. Если мы обнаружим Буффало Билла благодаря вашей информации, об этом никому не будет известно. Я найду иной путь, объясню все как-то иначе, и только это объяснение войдет в официальные документы.
— Что, Университет Джонса Хопкинса останется инкогнито, получив статус «свидетеля под защитой государства»? Или нам дадут другое название? Передадут клинику в Колледж Боба Джонса, [58] например? Очень сомневаюсь, что ФБР, как, впрочем, и любое другое государственное учреждение, способно достаточно долго хранить тайну.
— Еще как может.
— Вряд ли. Попытки прикрыться неумелым бюрократическим враньем еще более опасны, чем неприглядная правда. Нет уж, лучше и не пытайтесь оберечь нас таким способом, благодарю покорно.
— Да нет, это я вас благодарю покорно, доктор Даниэлсон, за ваши иронические замечания. Они мне очень помогли. Вы сейчас сами увидите, чем именно. Вы хотите правды. Как вам понравится такая: он похищает молодых женщин и сдирает с них кожу. Потом надевает ее на себя и щеголяет в ней. Мы не хотим, чтобы он продолжал в том же духе. Или вы сейчас же начнете нам помогать, или сегодня же утром министерство юстиции публично обратится за постановлением суда, заявив, что вы отказались помогать нам. Мы будем запрашивать вас дважды в день — так, чтобы у службы новостей хватало информации для утренних и вечерних выпусков. Каждое сообщение из пресс-центра министерства юстиции будет включать информацию о том, что мы обращаемся к доктору Даниэлсону из Университета Джонса Хопкинса, пытаясь уговорить его помочь. В каждой программе новостей есть информация о деле Буффало Билла. Когда Кэтрин Мартин всплывет, а за ней еще одна и еще, мы дадим сообщение о том, чего добились в клинике доктора Даниэлсона. И процитируем все ваши иронические замечания насчет Колледжа Боба Джонса и все, что вы тут наговорили. И еще одно, доктор. Вы знаете, Управление здравоохранения находится прямо здесь, в Балтиморе. Я подумал об отделе финансирования программ, и — как мне кажется — вы подумали о нем еще раньше, чем я, так? Что, если сенатор Мартин, вскоре после похорон дочери, задаст ребятам из этого отдела такой вопрос: а не следует ли считать операции, которые вы тут делаете, косметическими? А они почешут в затылках и решат: «А знаете, ведь сенатор Мартин права. Точно. Мы полагаем, эти операции — косметические». И вы не получите больше государственных ассигнований, потому что ваши операции приравняют к переделкам формы носа.