Старлинг предстояло дорого заплатить за эту поездку, поэтому она хотела использовать имевшееся в ее распоряжении время с максимальной пользой. Ведь если Крофорда совсем отстранят от этого дела, то у нее обязательно отберут удостоверение и тогда уже придется все бросить окончательно.
Так что надо поспешить. Думать сейчас об участи Кэтрин, о ее последнем часе — значит потратить день впустую. Думать о том, что сейчас с ней делают то, что сделали с Кимберли Эмберг и Фредрикой Биммель, — значит вообще потерять способность мыслить.
Ветер стих, и поверхность воды стала гладкой. Мертвая, грязная река. Только у ее ног все еще крутилось одинокое перышко. Ну ладно. Держись, Кэтрин.
Старлинг закусила губу. Если он ее застрелит, то пусть сразу. Он ведь специалист.
Научи нас любви, научи равнодушию. Научи нас спокойствию и тишине.
Она повернулась и пошла вдоль стены голубятни по доскам, уложенным прямо в грязь, туда, откуда доносился стук молотка. Рядом за сеткой были голуби, сотни голубей всех размеров и цветов; здесь были и сизари, и турманы, и зобастые с гордо выпяченной вперед грудкой. Птицы расхаживали по клеткам, ворковали, поглядывая по сторонам и покачивая головками, раскрывали крылья, подставляя их бледному зимнему солнцу, и издавали приветственные звуки, когда она проходила мимо.
Густав Биммель, отец Фредрики, оказался высоким худым мужчиной с широкими бедрами и блекло-голубыми глазами в красных прожилках. Вязаная шапочка надвинута на самые брови. Он пристраивал к голубятне еще одну клетку. Сейчас клетка стояла на козлах рядом с сараем. Пока он щурился на ее удостоверение, Старлинг учуяла запах водки.
— Ничего нового я вам не скажу, — заявил он. — Полиция уже была тут, позавчера. Они опять проверяли мое заявление. Все мне прочитали, все проверили. И все переспрашивали: «Это так? Это правильно?» «Ну да черт побери, — ответил им я, — если бы это было неправильно, зачем бы мне говорить это еще тогда».
— Понимаете, я хочу выяснить, где он — я имею в виду похитителя, — где он мог увидеть Фредрику. Понимаете, мистер Биммель? Где он мог ее выследить. И где он ее похитил.
— Она поехала в Колумбус. На автобусе. Хотела устроиться на работу в магазине. В полиции говорят, она была там на собеседовании. Но домой не вернулась. Мы не знаем, куда еще она могла поехать в тот день. Ваши подняли все квитанции об оплатах по кредитной карточке, но в тот день она ей не пользовалась.
— Да, о кредитной карточке я знаю. Скажите, мистер Биммель, можно мне осмотреть вещи Фредрики? Они еще здесь?
— Ее комната на верхнем этаже.
— Можно посмотреть?
Он с минуту раздумывал, куда бы положить молоток. Потом сказал:
— Ладно. Пошли.
Стены кабинета Джека Крофорда в главном здании ФБР в Вашингтоне были выкрашены жуткой серой краской. Зато здесь были большие окна.
Крофорд стоял у окна, так, чтобы свет падал на открытый блокнот, и пытался прочесть скверную распечатку, сделанную на этом проклятом матричном принтере, который он уже давно просил заменить.
Он приехал сюда прямо из похоронного бюро и все утро работал, пытаясь ускорить получение из Норвегии зубной карты пропавшего матроса по имени Клаус. Еще он направил напоминание в Сан-Диего, чтобы там поторопились с опросом знакомых Бенджамина Распая по консерватории, где он преподавал, и позвонил в таможенную службу, где должны были проверить все документы, касающиеся нарушений правил ввоза живых насекомых.
Через пять минут после его приезда в дверь кабинета просунулась голова заместителя директора ФБР Джона Голби, который ныне возглавлял оперативную группу, занятую расследованием дела Буффало Билла.
— Джек, — сказал он, — мы как раз о тебе вспоминали. Мы очень ценим, что ты приехал… Ты уже заказал службу?
— Поминки завтра вечером. Служба в субботу, в одиннадцать.
Голби кивнул:
— Мы тут собрали деньги в детский фонд ООН… Как ты считаешь, что нам лучше написать: «в память Филлис» или «в память Беллы»?
— Беллы. Пусть будет «в память Беллы».
— Я могу тебе чем-нибудь помочь?
Крофорд отрицательно покачал головой:
— Я решил поработать. Мне так легче.
— Угу, — согласился Голби. Потом, после некоторой паузы, добавил: — Фредерик Чилтон просит федеральной защиты под стражей. Хочет спрятаться в тюрьме.
— Здорово. Джон, ты кого-нибудь направил в Балтимор к Эверетту Йоу, адвокату Распая? Я тебе о нем говорил. Он наверняка кое-что знает о приятелях Распая.
— Да, сегодня утром направил. И Барроузу сообщил, только что. Директор поставил Лектера в розыск по категории особо опасных. Джек, если тебе все-таки что-нибудь нужно… — Голби поднял брови и руку и исчез.
Если тебе что-нибудь нужно…
Крофорд повернулся к окнам. Из кабинета открывался чудесный вид на город. Вдали виднелось красивое старое здание, где он когда-то проходил стажировку. Слева находилась бывшая штаб-квартира ФБР. Когда он окончил школу, то вместе с другими выпускниками их привели туда, в кабинет Эдгара Гувера, тогдашнего директора Бюро. Гувер стоял на маленьком ящике и всем им по очереди пожимал руку. Это был единственный раз, когда Крофорд видел Гувера «живьем». На следующий день они с Беллой поженились.
Познакомились они в Ливорно, в Италии. Он тогда служил в армии, а она — в штабе НАТО. Ее звали Филлис. Они бродили по набережным над сверкающей под солнцем водой, и один из лодочников вдруг окликнул ее: «Эй, bella!» И с тех пор она стала для него Беллой. А в Филлис превращалась, только когда они ссорились.
Белла умерла. И поэтому даже вид из окон его кабинета должен бы стать другим. Несправедливо, что он остался таким же. Это надо было такое со мной сделать. Взяла и умерла. Бедная моя девочка! Да, конечно, я знал, что это вот-вот произойдет, но как это больно!
Что там ребята говорили об обязательном выходе на пенсию в пятьдесят пять? Ты любишь свою работу, но она больше не любит тебя… Он уже не раз видел такое…
Слава богу, от этого его уберегла Белла. И он надеялся, что она где-то еще есть и что она наконец не страдает. Он надеялся, что она может заглянуть в его сердце.
Зазвонил телефон внутренней связи.
— Мистер Крофорд, какой-то доктор Даниэлсон из…
— Да-да, я помню. — Он нажал на кнопку.
— Слушаю вас, доктор.
— Эта линия защищена, мистер Крофорд?
— Да. Во всяком случае, мой аппарат.
— Вы не записываете наш разговор?
— Нет, доктор. Что вы хотели мне сообщить?