– Дэк… – заговорил Рэм и с необыкновенной отчетливостью почувствовал: на его голосе сфокусировалось внимание всех собравшихся. – Дэк, я тебя понял. Совет – дерьмо, но с ним мы проживем не так мало. Кто туда войдет?
И все прочие, только ждавшие момента, когда кто-нибудь другой выскажет за них согласие с делом страшным, необычным и крайне рискованным, загудели, выражая Рэму поддержку. Да, мол, лучше уж так, чем сразу в гроб, да там и гроба-то не будет…
Дэк даже не стал спрашивать, все ли согласны. Раз уж Рэм, неторопливый острожный Рэм, перевел дело с вопроса «надо или не надо?» к вопросу «как делать будем?», значит, дискуссии не предвидится. И он ответил попросту:
– Сейчас и решим. Надо, полагаю, человек пять. И тебя лично, Рэм, я выдвигаю первым.
Никто не стал спорить. Проголосовали. Рэм прошел.
Потом прошел сам Дэк, и тут опять – единогласно.
Козел предложил Толстого. Прошел и Толстый при одном воздержавшемся: Фильш яростно сопел, заявляя свою позицию.
Толстый неожиданно выдвинул самого Фильша «Мы народ великодушный. Пусть хоть один инородец будет…» Хонтиец прошел, хотя Рэм был против, а Дэк, Козел и еще двое воздержались.
Дэк сказал: «Надо еще кого-то из роты поддержки. Не все же из наших!» Тамошние стрелки назвали парня, поставленного в караул. «А не откажется?» – спросил Дэк. «Нет, не из таковских!» – «Ну, зовите его. Спросим Пусть его сменит кто-то». Козел сменил стрелка, тот зашел в палатку, послушал-послушал и согласился.
Рэм почувствовал лихорадочное возбуждение. От того, что происходило вокруг него, веяло смертельной опасностью, но еще и страшной, темной радостью освобождения. Словно от поединка с тяжелой самоходкой южан «Охотник» или с их же танком «Ураган». Кто кого. Бой без правил. Правила остались за спиной, правила умерли, они не давят на хребет тяжким грузом Теперь – кто кого, и баста Шансов почти нет. Но душа уже выворачивается в бешеном стремлении: ущучить! Раз они нам так, то мы им – вот эдак! Пусть им всем достанется! И пусть никто из гадов не уйдет обиженным! Каждому – свой подарочек! Нахлебались горячего дерьма – полны животики!
Ребята вокруг него принялись разговаривать громче, набрались смелости.
Дэк выждал немного, давая остальным распробовать вкус недоброй свободы, давая хмелю ее добраться до их голов, и властно произнес:
– А ну-ка тихо.
Его послушались. Не сразу, не в один момент, но все же послушались. Гудение сошло на нет.
– Не надо заводить себя, ребята, – добавил Дэк отрезвляюще. – На задоре такие дела не делаются.
Его слушали внимательно. Рэм с изумлением подумал: «Он что, заранее просчитал всю эту ситуацию от первого слова до последнего? Или просто у него чутье такое – говорить людям правильные слова в правильное время, а потом творить с ними правильные вещи, даже если они сами еще не поняли, насколько эти вегди правильны? Ну, Дэк…»
– Напоминаю: всем членам солдатского совета светит расстрел. Никак не меньше. И если завтра мы самую малость ошибемся, так оно и будет.
Козел возразил было:
– Да без куража не поднимемся…
Дэк возразил очень неприятным голосом, никогда прежде он не разговаривал таким голосом. Во всяком случае, Рэм не слышал:
– Только холодно, только спокойно, только на трезвую голову. Ясно? Не бабу заваливаем – порядок рушим Я предлагаю: ждать, пока не уедет Чачу. Только он убудет, и мы тут же соберемся у офицерской палатки – все, кто здесь сидит. Члены совета объявят нашу волю офицерам: сдать боезапас! Кто подчинится, тех подержать под стражей в палатке, а там рассудим, как с ними поступить. Может, к нам присоединятся, им, наверное, тоже не резон башку в петлю совать… Кто не подчинится, тех – силой. Потом соберем весь батальон и сообщим ребятам: так и так, выбирайте. Кому под бомбы, тех отпустим, те сами о себе позаботятся. А кому с нами уютнее, те принимают все приказы от совета, покуда совет не выведет батальон в безопасное место. Поговорим, сгребем ценное имущество, да и снимемся отсюда Оставаться тут нельзя. Такой расклад.
Рэм испытал странное чувство, словно рядом с ним сидит один из легендарных вождей древности. Он еще не вырос в большую, всем известную фигуру, но людей уже притягивает к нему с неодолимой силой, и судьба целого народа уже начала перемещать пути войск и правителей к точке, где стоит он, превращая его в живой перекресток…
Фильш вскинулся было:
– Чего ты Чачу бережешь? Твой Чачу – пес, дворянин, твердолобый уставник! Честь ему отдавать! Отменили такой закон! Штык ему в горло, и до свидания! Нет в тебе революционной сознательности, Дэк…
– Цыц, Фильш! – перебил его Толстый. – Чачу наш. Нормальный человек. Хоть и собака дворянская, а всю дорогу вел себя как мужик.
– Я попрошу воздержаться от оскорбительных…
– Все! – прервал Фильша Дэк. – Никаких споров. Решим голосованием. Ты ж за революционный способ решать важные дела?
– Я… да, товарищи. Только этот Чачу…
– Хорошо, что да, Фильш. Я скажу: кто-то любит Чачу, а кто-то не любит, я, пожалуй, худого слова о нем не скажу, только думать надо о другом Чачу – лишний ствол против нас. Он нам нужен завтра? Вот так надо мыслить, если выжить хотим. Теперь ставлю на голосование. Есть желающие не отпускать Чачу? Члены совета, вас спрашиваю.
Фильш ответил сразу:
– Голосую: прикончить.
Рэм не любил жестких людей вроде Чачу, но и зла от него не видел. Нормальный офицер. Точнее, офицер, каким и следует быть офицеру. Проголосовал Рэм, подчиняясь голосу тайного единства с ротмистром: он сам, пусть и нищий дворянишка провинциального рода, а все же помнит двенадцать поколений своих предков… Что теперь, за одну дворянскую кровь людей карать?
– Пусть катится своей дорогой.
– Ты, помнится, сам из блаародных, Рэм! – с пугающей точностью расшифровал его слова Фильш.
– Да хрен бы с ним, кто тут из чистых кровей, а кто из грязных. Народ должен быть един. И к Чачу у меня претензий нет, я в разгильдяях не бывал, ротмистр меня за дурость и лень не гонял… Не надо лишний раз мараться. Пусть живет! – рассудил Толстый.
– А меня он, значит, за разгильдяйство гонял, а не за то, что я хонтиец, да? Так, по-твоему? – ядовитым голосом обратился к Толстому Фильш.
За Толстого ответил Козел:
– Ты раздолбай, Фильш. Хуже тебя в роте один я. Даже вошки, и те на тебе на первом завелись. Ты на оружие свое посмотри, у тебя «Ледоруб» грязнее грязи. Не бзди, братишка.
Стрелок из роты поддержки воздержался. Мол, он из ваших, из роты тяжелого оружия. Вам и виднее, спросить с него за обиды или пусть хиляет.
Остался Дэк. «Если он проголосует против Чачу, совет разделится поровну», – сообразил Рэм.
– Я не против Чачу. Я уже сказал. Но я желаю услышать, чего хотят другие, не вошедшие в совет, – сказал Дэк.