– Будь готов к тому, что получится не сразу, – сказала она.
– Я готов.
Осень кивнула и замолчала. Алей торопливо хлебал едва теплый суп.
– Осень, – осторожно спросил он наконец, – о чем ты думаешь?
– О тебе.
«Романтичный ответ», – подумал Алей, уныло усмехнувшись; будучи абсолютно честным ответом компьютера, он звучал совсем не лирически.
– И… что?
– Алик, что ты сказал в милиции, когда снимали показания? Что отец просто исчез?
– Нет, конечно. Мы сказали, что они уехали на машине.
– Ясно. Хорошо.
Лицо Осени не менялось ни в единой черте. Она будто превратилась в фотографию самой себя. Алей ждал-ждал новых вопросов, потом решил заговорить сам. Заледеневшая в своих мыслях Осень его пугала.
– Сеня, – понизив голос, окликнул он, – что случилось? Там, наверху, ты не была такая. Что ты… придумала?
Она медленно перевела на него взгляд – механический, пустой, страшноватый. Потом вздохнула. Лицо ее утратило бесстрастие и стало печальным. У Алея мурашки побежали по спине; только когда напряжение отпустило, он понял, до какой степени был напуган и скован.
Возле кухни подсобные рабочие громогласно спорили, закрывать дверь или оставить так.
– Ты переоцениваешь меня, Алик, – грустно сказала Осень. – Я мало что знаю и еще меньше могу. Но транс, в котором находились твоя мать и отчим – он очень странный. Я подумала о нем. Он напомнил мне кое-что, о чем я слышала. Так называемый временный якорь. Помнишь, или заново рассказать?
Алей упер палец в середину лба.
– Все, что помню, – признался он, – то, что ты обещала рассказать о якорях. Когда у меня будет полный допуск.
Осень приподняла краешки губ, но смотрела по-прежнему грустно.
– Я думаю, что можно пренебречь допуском, – сказала она. – Речь идет о жизнях людей. Но ты не беспокойся слишком, Алик. Папа твой альпинист, один в горах выжил, сам не пропадет и сына в обиду не даст. Я о другом.
Алей медленно осознавал сказанное.
– О другом? – наконец переспросил он. – О чем? О жизнях других людей?!
– Да.
– Господи… – только и выдохнул он.
– Мне не хватает данных, – снова сказала Осень. – Если бы нашлось что-то еще, я бы сказала точно. Но и сейчас вполне достаточно для того единственного, что я, в сущности, могу сделать.
– Для чего?! – Алей смотрел на нее расширенными глазами.
Осень покачала головой. Она улыбалась – смущенно, грустно и с легким сожалением. Алей успел достаточно хорошо узнать ее, чтобы понимать – в действительности такое выражение на ее лице было куда более странным и страшным, чем механическое бесстрастие… «Что случилось? – он впился пальцами в колено. – Жизни людей, транс, временный якорь… Господи, это что-то гораздо большее, чем папа и Иня. Да что же это?!»
– Осень, не томи, – выговорил он. – Я и так на нервах.
– Алик, – попросила Осень, – ты только не удивляйся. На самом деле я почти ничего не могу. Просто я немного подумала и теперь уверена, что к этой проблеме нужно подключить Васю.
Возле кухонных столов кто-то с грохотом разбил чашку. Алей открыл рот и закрыл, как рыба.
– Какого Васю?! – наконец ошарашенно сказал он.
Осень выпила соку из высокого стакана, помолчала.
– Помнишь, мы говорили о вселенских админах?
Они сидели на бревнах у маленькой заводи. Возле берега дремал Ялик. Неподвижное солнце смотрело на сокровенный край из-за облачной пелены. Вода тихо плескалась, бурая ряска липла к облупившейся зелени лодочных бортов. Ветер пошевелил волосы Осени; легко коснувшись виска, она убрала за ухо золотую прядку.
– Отсюда нельзя найти только одну вещь, – сказала она. – Вернее, не то чтобы найти… Отсюда нельзя сплести Великую сеть. По крайней мере, этого не может сделать человек.
– Почему?
– Вода течет, – ответила она, – видишь?
Алей перевел взгляд на темную зыбь.
– Ее течение символизирует появление в мире новых смыслов, – сказала Осень. – То есть является им. То есть… я не знаю, как это передать словами.
– Я понял, – ответил Алей. – Поле смыслов разомкнуто, и Великая сеть, в принципе, бесконечна. Кстати, похоже на нашу главную страницу. Там лодка течет по реке из поисковых запросов.
– Да. – Осень поразмыслила. – Возможно, поэтому Ялик и существует здесь.
– А Мириада здесь существует? Инфокот?
– Скорей всего, – Осень пожала плечами и поднялась с бревна. – Но мы их не видим. Ладно, Алик, я пойду. У меня еще дела сегодня. Разлогиниваешься ты вполне технично, моя помощь не нужна.
– Погоди! – Алей подался в ее сторону. – Я здесь долго собираюсь сидеть. Меня может застать кто-нибудь еще?
– Может. Если специально поставит себе такую цель и будет достаточно опытным юзером. Так что не беспокойся.
Алей кивнул.
– Спасибо, Осень. Ты… я тебе очень благодарен. – Осень смотрела на него сверху вниз, чуть сощурив прохладные серые глаза, и слова будто терялись, уплывали по сокровенной Реке Имен… – Ты очень хорошая.
– Я рада тебе помочь, Алик. И я тоже беспокоюсь за Инея.
Алей встал и обнял ее. Она успела уже ступить на пригорок, стояла выше Алея, и он уткнулся лицом в голубые лацканы ее офисного пиджака, прерывисто вздохнул, чувствуя запах духов. Осень погладила его по голове и поцеловала в макушку.
– Я позвоню Васе, – сказала она, отстранившись.
Алей промолчал.
– Но я не знаю, что он ответит. – Осень нахмурилась; это она тоже говорила не впервые. – Он сложный человек. Я думаю, что ты прав, Алик.
Алей бледно улыбнулся.
– Лучшее, что ты можешь сейчас сделать, – продолжала Осень, – поработать со Старицей. Искать их отсюда.
– Я знаю, – сказал Алей.
Осень поцеловала его.
– Не паникуй, – сказала она на прощание и улыбнулась.
Потом пошла в лес. До сих пор каблуки ее утопали в белом песке, а теперь погружались в зеленый мох, и там, где она проходила, на мху оставались песчинки. Качались ветви, клонился кустарник, шумел ветер в соснах, пахло смолой. Алей смотрел, как уходит Осень. Шаг, еще шаг, вот она скрылась за купой молодых елей, вот вновь мелькнул ее голубой костюм, а вот она затерялась в листве и тумане и не показалась больше… Так уходят из Старицы: ни шума, ни дыма, никаких фокусов, только шаг в сторону, за угол, в тень. Главное, пропади с виду: с глаз долой – из мира вон…
Делом это оказалось несложным. Собственно, иначе и быть не могло. Ходили же сюда офисные сотрудники безо всякой лайфхакерской подготовки. Часа два ушло на тренировки, ушло бы и меньше, но Осень хотела убедиться, что все будет в порядке. «Ты нервничаешь и торопишься, – говорила она. – Нервничать ты не перестанешь, я знаю. Поэтому нужно добиться автоматизма».