— Преддверие Похьйоллы, если тебе это что-то говорит. Место за краем, но все-таки очень близкое к нашему миру. Туда можно попасть просто по рассеянности…
— Туман?..
— Да-да. Умница. Туман образуется там, где граница истончается до толщины волоса.
— Понимаю, понимаю… Почему я? Почему не кто-то из ваших подручных?
— Потому что ты, деточка, — очевидная потомственная колдунья. Изобразишь возвращение заблудшей — они и растают. Ах да, я не сказал: Весиалюэ населена исключительно ведьмами. Бабье царство. Тебе понравится.
— Как я его найду?
— Дам проводника.
Маринка медленно кивнула, как будто прислушиваясь к тихому голосу внутри себя.
— Мне нужно взять кого-то из своих, — сказала она.
— Зачем?
— Не знаю. Чувствую.
— Интересно… Да, похоже, я всецело прав относительно тебя. Ты колдунья по рождению, и ты становишься колдуньей по сути. Тебя мамочка ничему такому не учила?
— Наоборот, — сказала Маринка. — Запрещала.
— Что ж, тоже способ. Даже более эффективный, пожалуй… Хорошо, одного возьми. Это должен быть мужчина?
— Кажется… кажется, да. Да.
— Выбирай.
— С которым мы… с которым нас…
— Неплохой выбор. Шарп!
Так я оказался перед Волковым. Он какое-то время смотрел на меня, как большой ученый на таракана, представляющего ограниченную научную ценность.
— Любопытно, — сказал он некоторое время спустя. — Очень любопытно… А что, молодой человек, если тут у нас все закончится хорошо — не хотел бы ты поработать у меня? Не как эти… — Он качнул головой в сторону Шарпа и пары выворотней, которые меня привели. — На хорошей интеллектуальной и очень интересной работе? За очень приличные деньги?
— После того, что?.. — начал я. Честно говоря, Волков меня ошеломил этим предложением. Едва ли не больше, чем ошеломило все остальное, вместе взятое.
— А почему нет? — удивился Волков. — Я, в отличие от остальных крупных работодателей, всего лишь ничего не скрываю от нанимаемых. Предпочитаю полную ясность и открытость. Со мной любого может ждать что угодно, кроме разочарования… Впрочем, я не тороплю. Вернетесь — вернемся к теме. Не вернетесь — ну, что поделаешь. Судьба.
И, повернувшись к Шарпу, сказал:
— Сделаешь все, чтобы вернулись.
Я ждал, что Шарп ответит как-то по-военному — «так точно» или «слушаюсь», но он только мрачно кивнул.
(Запомнить: в комнате одновременно было четверо — Маринка, Волков, Шарп и я. Охранники топтались за дверью. И не было ни одного момента, когда кто-то выходил. Или вошел и незаметно остался. И вниз мы все спустились так же — вчетвером. Только потом Волкова позвал какой-то длинный в белом халате, и он точно ушел, а мы остались, Шарп, Маринка и я…)
Вылетели на том маленьком вертолете, «робинсоне»; сначала, конечно, пришлось подождать, когда его выволокут на руках на площадку, поставят на место лопасти, заправят. Пришла девушка-пилот в круглом оранжевом шлеме и в темно-серой куртке из какой-то металлизированной синтетики, отливающей по изгибам то фиолетовым, то зеленым.
— Ин-те-ресно… — пробормотала Маринка, глядя на нее.
Шарп услышал.
— Да, Икка — наша беда и выручка. Универсальная девушка, на все руки. Но только на руки, к сожалению…
— Я уже поняла, что с ней что-то неладно, — сказала Маринка. — Но что именно?
— Да просто мертвая, вот и все, — сказал Шарп. — Шеф из нее душу вынул.
— Э-э? — не смог сформулировать я.
— В прямом смысле. Вынул и спрятал. Теперь она — его вещь. Очень удобно, и я бы от такой не отказался…
— Типа зомби?
— Зомби делают из мертвецов, — тоном усталого наставника сказал Шарп. — А это — вещь. Переделана из живой. Причем из ведьмы, что особо удобно.
— Э-э?.. — теперь не могла сформулировать Маринка.
— Удобно, что она может мотаться через границу свободно. Вон, мои волки — сдохнут, нам — мозги взъерепенит, а ей — хоть бы хны.
— Мозги — что?
— Ну, некоторое время мы будем не вполне в себе. Это они специально так сделали, чтобы, если кто случайно туда-сюда шастанет, все сваливал на перегрев и перепой. На самом деле ничего страшного, надо просто знать, что ты не в себе, — и контролировать.
— Мы же вроде уже?.. — Я показал рукой, что границу какую-то мы пересекали и туда, и обратно. — И ничего.
Нет, вы на ней постояли, на границе. На нейтральной полосе. «А на нейтральной полосе цветы — чрезвычайной красоты!» — вдруг пропел он на удивление мелодично. — Когда пересечем, почувствуете. Ничего не бойтесь, я с вами. А высадимся, держитесь ко мне поближе и все делайте, как я скажу. Там иной раз реакция может понадобиться…
Было не то чтобы пасмурно, но солнце скрывалось за дымкой, и ничто не отбрасывало теней. Невозможно было понять ни какой час, ни куда мы летим.
(Я сказал, что у нас отобрали все — и часы, и мобильники, и мой несчастный компас? Но почему-то оставили фотоаппарат и диктофон. Еще нет? Ну вот, сказал. Может, собирались потом прослушать, посмотреть… не знаю.)
Кабина «робинсона» — это такой пузырь из прозрачного пластика, дающий полный обзор во все стороны. Сидишь, как на жердочке посреди вселенной…
Икка вела машинку невысоко над деревьями, а иногда, когда позволяла местность, спускалась совсем низко, так что сосны оказывались вровень с нами, справа и слева. Внизу сначала была просто тайга, та же, по которой мы так давно — в прошлой жизни — блуждали, а потом началось что-то чудовищное, какое-то месиво громадных камней, косо вздыбленных обломков плит, бурелома; деревья — все — были искореженными, со страшными лапами, грозящими небу… Часто-часто мелькали крошечные озера, многие соединялись между собой узкими водяными усиками, а иногда перемычки угадывались по дорожкам высоченной осоки. Да, наверняка местность внизу была совершенно непроходима.
Потом впереди возникло странное марево. Я один раз видел такое в горах, когда оказываешься на высоте облаков, но самих облаков нет, а солнечные лучи преломляются и дробятся на границе воздушных слоев. Больше всего это похоже на игру света на тонком-тонком льду, но только призрачнее и текучее. Ледок, который образовался не на поверхности воды, а на бескрайнем полотнище из невидимого шелка…
Вот что-то подобное и развернулось вдруг на полгоризонта. Оно поджидало.
Шарп оглянулся и прокричал:
— Приготовьтесь! Ща болтанет!