Лука засмеялся.
— Даже если б я не знал, что вы любите хитрить и ставить ловушки иностранцам, я бы все равно понял, что вы меня подкалываете. В ваших черных волосах нет ни единого блондинистого волоска.
Он потянулся к Грейси, пропустил между пальцев прядь ее волос, поцеловал и отпустил. И как ни в чем не бывало, заговорил снова.
— Но меня интересует не то, о чем рассказывается в путеводителях по Австралии. Мне интересно узнать, какая жизнь вас ждет по возвращении домой. Расскажите мне о своих друзьях.
Домой, подумала Грейси, и у нее сжалось сердце.
— У меня две подруги — Келли и Сара. Они живут… жили в одном доме со мной. А потом переехали. Келли живет теперь со своим мужем Симоном и их ребенком, а Сара поселилась у своего друга Адама. Мы по-прежнему встречаемся, но все стало… не так. Когда ты уходишь куда-то, а в доме никого не остается, самое время отправиться в путешествие.
— Понимаю. А вас не привлекает их семейное счастье?
Грейси пожала плечами:
— Им это нравится, и слава богу. Им повезло. Только ведь молния не бьет в одно место три раза. Так не бывает.
— А вы не любите рисковать, да?
Грейси подняла глаза. Лука пристально смотрел на нее, его глаза мерцали в свете лампы. Он подтрунивал над ней, старался прогнать ее дурное настроение.
Она не сдержала улыбки.
— Знаете, по роду моих занятий, я видела, как целые состояния приходят и уходят в мгновение ока. Я не люблю риск.
— Никогда?
Грейси мгновение подумала. Заявиться в незнакомую страну, зная лишь имя и фамилию, — это ли не риск? Она невольно улыбнулась.
— Никогда не говори никогда, не так ли?
От его улыбки ей стало жарко.
— Я достаточно долго проработала в казино, чтобы знать — игорный дом всегда остается в выигрыше. Раньше или позже, но происходит всегда одно и то же. Вы можете лишиться последней рубашки.
Взгляд Луки переместился с лица Грейси на расстегнутый ворот ее рубашки. Улыбка медленно сползала с его лица, и Грейси словно зачарованная смотрела, как двинулся кадык на его загорелой шее, как потемнели его и без того темные глаза. Из ее горла вырвался вздох.
Что она делает? Вздыхает? Улыбается? Показывает, что она не против? Грейси закусила губу.
Она была одинока, расстроена. А он предложил ей помощь и кров. Это, конечно, объясняет ее симпатию к нему, но вовсе не извиняет то, как у нее замирает сердце. Впрочем, все это итальянские штучки, и больше ничего. Она с детства воображала себя флиртующей с Майклом из «Крестного отца», а теперь живой итальянец сидит почти что рядом, как раз такой, какого она себе представляла! Это не значит, что надо терять голову. А она ее уже теряет, и он скоро это поймет.
Грейси сглотнула. Надо провести границу между Лукой как ее последней надеждой, и Лукой — мужчиной. Если она этого не сделает, все пропало. Грейси мысленно дала себе шлепок и самым что ни на есть безразличным тоном проговорила:
— Лука, я уже целый день здесь, а мы до сих пор не поговорили о моем отце. Я понимаю, вы заняты…
Это подействовало. Лука моргнул и отвел взгляд.
— Я хотела бы, — продолжала Грейси, — рассказать вам о своих поисках.
И тут зазвонил телефон. Лука повернул к ней лицо, на котором было написано огорчение.
— Извините, Грейси. Я ждал этого звонка…
Грейси встала.
— Ничего, мы можем поговорить потом. Может быть, вечером. — Когда темнота будет нашептывать нам всякие глупости. — А еще лучше завтра, — торопливо поправилась Грейси. — Да, завтра.
Лука бросил на нее рассеянный взгляд. Оставалось лишь вежливо удалиться.
Проходя мимо комнаты Милы, Грейси заглянула в дверь. Девочка спала на широкой розовой кровати, засунув большой палец в рот.
Борьба с самой собой, во время разговора с Лукой, так обессилила Грейси, что она, обойдя кровать, легла рядом с Милой и через минуту уже спала.
Лука закончил телефонный разговор, чувствуя неясное беспокойство. Грейси намекала, что было бы хорошо, если б он, когда у него будет свободное время, побыл с ней и Милой. Это показалось ему вдруг таким заманчивым — побыть с ней… с ними, что он попросту позвонил в офис и приказал сегодня больше не соединять его. И направился к комнате дочери.
Наверху было тихо. Предвечернее солнце золотило теплым светом окна фасада. Лука любил это время, когда все казалось золотым, и дом словно открывал свои тайные сокровища. Надо было просто уметь видеть это. Сарина всегда смеялась над ним, называла его чересчур романтичным.
Дверь в комнату Милы была приоткрыта. Лука заглянул внутрь и ошеломленно замер.
Мила лежала, по своему обыкновению свернувшись клубочком, а рядом, прижавшись к ней, спала Грейси.
Лука ни разу не видел, чтобы Сарина спала вместе с Милой. Она любила дочь, это да. Играла с ней. Одевала ее в самые элегантные платьица, какие только можно купить за деньги. Но обнять девочку, крепко прижать ее к себе — такого не было никогда. Луке даже порой казалось, не холодновата ли она с дочерью. Но много ли он знал об этом? А вот его неожиданной знакомой хватило одного дня, чтобы понять, что нужно маленькому ребенку.
Лука тихонько вошел в комнату. Мила лежала спиной к нему, а Грейси — лицом, обняв девочку одной рукой. Ее грудь медленно поднималась и опускалась, щеки порозовели.
Лука присел на краешек кровати и, нагнувшись, убрал прядь волос, упавшую ей на лоб. Это движение, продиктованное единственно желанием увидеть лицо девушки, оказало на него неожиданное действие. Внутри него что-то вздрогнуло, он перевел дыхание, но дрожь не проходила.
А Грейси вдруг открыла глаза.
Лука окаменел.
Она моргнула, сонная улыбка осветила ее лицо.
— Привет, — сказала она.
— Привет, — отозвался он.
Ее глаза снова закрылись.
Лука осторожно выпустил из пальцев ее волосы, встал и пошел к двери. Нет, сегодня он не станет ходить с ними. Но и работать ему вряд ли удастся.
Бродя по дому, Лука повсюду натыкался на следы присутствия Грейси. У парадной двери стояли ее тапочки. На всех столах в гостиной красовались вазы с полевыми цветами. Под стеклянным кофейным столиком лежали игрушки Милы и пара английских книжек — чтобы были под рукой, когда понадобятся.
Эта иностранка, просто оставаясь самой собой, за какой-то день наполнила его дом по-настоящему домашним духом.
Обуреваемый противоречивыми, беспорядочными мыслями, Лука стремительно пересек прихожую и вышел через черный ход. Он ходил по поместью, пока солнечный свет не сменился лунным.