Хайрем обернулся и посмотрел на Давида.
– Что я вижу перед собой? – осведомился он.
Давид кивком указал на широкий настенный экран.
На нем красовался большой цветовой сине-коричневый круг.
В круге появилось лицо – лицо мужчины лет сорока. Изображение было сильно искажено. Человек словно бы всунул свое лицо в линзу «рыбий глаз», и все же Давид мог рассмотреть курчавую черную шевелюру, обветренную загорелую кожу, белые зубы, обнаженные в улыбке.
– Это же Уолтер, – изумленно проговорил Хайрем. – Руководитель нашей станции в Брисбене. – Он подошел ближе к настенному софт-скрину. – Он что-то говорит. У него губы шевелятся. – Он замер у стены и начал повторять движения губ австралийца. – Я… видку… вас… «Я вижу вас». Боже…
Теперь позади Уолтера стали видны другие австралийские инженеры – сильно искаженные силуэты. Все они безмолвно аплодировали.
Давид усмехнулся и отдал себя на растерзание отцу. Хайрем по-медвежьи обнял сына, но при этом он не спускал глаз с хрустального брусочка, хранившего внутри себя устье «червоточины» – жемчужинку стоимостью в миллиард долларов.
Три часа ночи. В самом сердце опустевшего «Червятника», в шаре света, исходящего от софт-скрина, сидели рядышком Кейт и Бобби. Бобби отрабатывал на софт-скрине простую установочную сессию, состоящую из вопросов и ответов. Им предстояла долгая ночь; позади них были горой свалены наспех собранные вещи – термосы с кофе, одеяла и коврики из пенополиуретана.
… Послышался треск. Кейт вздрогнула и схватила Бобби за руку.
Бобби продолжал работать с программой.
– Спокойно. Маленький тепловой перепад. Я же тебе сказал: я сделал так, чтобы все системы сигнализации здесь сейчас видели слепое пятно.
– А я и не сомневаюсь. Просто я не привыкла делать что-то вот так – тайком, в темноте.
– А я думал, что ты крутая репортерша.
– Да. Но, как правило, я все делаю легально.
– Как правило?
– Хочешь – верь, хочешь – нет.
– Но это, – Бобби взмахом руки указал на громоздящееся в темноте таинственное оборудование, – даже не аппаратура для наблюдения. Это просто устройства для экспериментов в области физики высоких энергий. Таких больше в мире не существует, так откуда возьмутся законы, защищающие их использование?
– Это притянуто за уши, Бобби. Ни один судья на планете не купится на такой аргумент.
– Притянуто или не притянуто, я говорю тебе: успокойся. Я пытаюсь сосредоточиться. Система контроля задачи здесь не так уж приветлива к пользователям. Давид даже голосовой активацией не пользуется. Может быть, все физики так консервативны – как и все католики.
Он продолжал упорно трудиться над программой, а Кейт внимательно на него смотрела. Таким оживленным она его никогда раньше не видела, а тем более – настолько сосредоточенным на чем-то. При этом его, похоже, совершенно не мучили никакие угрызения совести. Он и вправду был непростым человеком.
«Вернее сказать – неполноценным», – с грустью подумала Кейт.
Палец Бобби повис над клавишей включения.
– Готово. Ну, начнем?
– А запись включена?
Он постучал кончиком пальца по софт-скрину.
– Все, что проскочит через «червоточину», попадет сюда.
– … Ну ладно.
– Три, два, один.
Он нажал на клавишу.
Экран потемнел.
Из темноты, подступавшей со всех сторон, донесся негромкий басовый гул – это включилась гигантская аппаратура «Червятника», и колоссальные силы собрались для того, чтобы пробить дырочку в пространстве-времени. Кейт показалось, что она ощущает запах озона и чувствует покалывание разрядов электрического тока. Но возможно, это было игрой воображения.
Операция у них прошла как по маслу. Пока Бобби обзаводился нелегальным доступом к оборудованию «Червятника», Кейт обрабатывала особняк Биллибоба – вычурное псевдобарочное строение, стоящее в лесу вблизи границы национального парка «Маунт Рейнир». Она сделала достаточное количество фотографий для того, чтобы составить приблизительную карту дома снаружи и его окрестностей, и в нескольких точках для уточнения она использовала показания прибора GPS [27] . Этого – а также сведений, которые Биллибоб щедро сыпал репортерам из модных журналов в разговорах о том, как у него все роскошно в доме продумано и расставлено, – хватило Кейт для того, чтобы нарисовать и подробный план дома изнутри, и здесь тоже не обошлось без данных GPS.
И вот теперь, если все пойдет как надо, этих данных должно будет хватить, чтобы установить связь через «червоточину» между «святилищем» Биллибоба и этим доморощенным наблюдательным постом.
… Софт-скрин засветился. Кейт наклонилась к нему.
Изображение было сильно искажено. Она видела перед собой освещенный оранжево-коричнево-желтый кружок и смотрела на него словно бы через серебристый туннель. Появилось ощущение движения, по изображению проползали пятна света, но деталей Кейт различить не могла.
– Ни черта не вижу, – сердито объявила она.
Бобби прикоснулся пальцем к экрану.
– Спокойствие. Сейчас подключу программу борьбы с искажениями.
– Это как?
– Устье «червоточины» – это не объектив камеры, не забывай. Это крошечная сфера, на которую со всех сторон в трех измерениях падает свет. И это шаровидное изображение вдобавок сильно искажается при его передаче через саму «червоточину». Но мы все можем исправить с помощью несложной программы. Это довольно забавно. Она основана на тех программах, которыми астрономы пользуются для исключения атмосферных искажений, мерцания, дымки и рефракции, когда изучают звезды…
Изображение неожиданно прояснилось, и Кейт ахнула.
Они увидели массивный письменный стол, над которым висел шарообразный светильник. На крышке стола в беспорядке валялись бумаги и софт-скрины. Позади стола стоял небрежно отодвинутый стул. На стенах висели программы представлений и диаграммы рейтинга.
Здесь царила роскошь. Обои, судя по всему, были английские, ручной работы – наверное, самые дорогие в мире. На полу лежали две носорожьи шкуры с раззявленными пастями, выпученными стеклянными глазами и гордо торчащими даже после гибели рогами.
А еще на стене висел простенький анимационный дисплей, на котором красовалось непрерывно возрастающее число, под которым значилось: «ОБРАЩЕННЫЕ». Человеческие души тут подсчитывались, будто проданные суши-бургеры в каком-нибудь ресторане быстрого питания.