Кейт, одетая в мешковатый черный комбинезон, сидела, зажав руки между коленей и опустив плечи.
– Я думаю, вам стоит продолжить вашу лекцию с иллюстрациями.
Мэннинг вздохнул и надел очки. Он прижал палец к уголку софт-скрина, и на экране начал оживать фрагмент прошлой жизни Кейт.
Кейт на экране что-то швырнула в молодого человека. Тот пригнулся; брошенный предмет ударился о стену, сплющился и потек.
– Что это было? Персик?
– Насколько мне помнится, – ответила Кейт, – это был апельсин-королек. Перезрелый.
– Неплохой выбор, – пробормотал Мэннинг. – А вот над меткостью не мешало бы поработать.
– Козел… Ты все еще встречаешься с ней, да?
– А тебе какое дело?
– Очень даже большое дело, кусок дерьма! Не знаю, почему ты думаешь, что я буду с этим мириться…
Мужчину на экране, как стало известно Бобби, звали Кингсли.
Они с Кейт были несколько лет любовниками и вместе прожили три года – до этого дня, когда Кейт наконец выгнала его.
Бобби было непросто на это смотреть. Он словно бы участвовал в подглядывании за этой молодой, совсем другой женщиной, в то время даже не знавшей о его существовании, и был свидетелем событий, о которых она ему ничего не рассказывала. Кроме того, как за большинством отрезков реальной жизни, записанных с помощью червокамеры, за записью было трудно наблюдать.
Разговор носил нелогичный, сбивчивый характер, изобиловал повторами, слова скорее выражали эмоции говорящих, нежели способствовали какому-либо развитию событий.
Более чем столетний опыт сценарного кино и телевидения никак не отражался на реальности, заснятой с помощью червокамеры. Но эта драма из реальной жизни как раз была типична для жизни – запутанная, неструктурированная, обескураживающая. Участники сцены словно бы в темноте пробирались на ощупь к пониманию того, что с ними происходит и что они при этом ощущают.
Действие перенеслось из гостиной в жутко неряшливую спальню. Кингсли запихивал вещи в кожаную сумку, а Кейт хватала его одежду и вышвыривала из комнаты. При этом они продолжали кричать друг на друга.
Наконец Кингсли выскочил из квартиры. Кейт захлопнула за ним дверь. Несколько секунд она простояла неподвижно, уставясь на закрытую дверь, а потом закрыла лицо руками.
Мэннинг протянул руку и прикоснулся к экрану. Изображение замерло на крупном плане лица Кейт, закрытого руками. Было видно, как блестят под пальцами слезы, как спутаны ее волосы. Кадр был немного растянут за счет панорамного искажения.
Мэннинг сказал:
– Полагаю, этот инцидент является ключом к вашей истории, Кейт. К истории вашей жизни, к тому, кто вы такая.
Сегодняшняя Кейт, бледная и подавленная, не отрывала немигающего взгляда от себя более молодой.
– Меня подставили, – равнодушно проговорила она. – С этим шпионажем, кражей данных у IBM. Все было проделано тонко, даже червокамера не могла этого засечь. И тем не менее это правда. Вот на этом нам бы и надо сосредоточиться. А не на вашем дурацком психоанализе.
Мэннинг сделал шаг назад.
– Вполне возможно, что это так. Но вопросы доказательства вины не в моей компетенции. Судья попросил меня составить ваш психологический портрет на момент преступления, выявить мотивы и намерения: более глубокая истина, чем та, какую нам может предложить червокамера. И, – добавил он стальным тоном, – давайте напомним себе о том, что у нас нет иного выбора, как сотрудничество.
– Но мое мнение из-за этого не меняется, – сказала Кейт.
– Какое мнение?
– Насчет того, что вы, как и все прочие психоаналитики, каких мне довелось встречать, законченный козел.
Адвокат прикоснулась к рукаву Кейт, но Кейт оттолкнула ее руку.
Глаза Мэннинга оскорбленно сверкнули под очками, и Бобби понял, что психиатр будет наслаждаться своей властью над этой своенравной женщиной.
Мэннинг повернулся к экрану и «отмотал» запись назад.
– Давайте вспомним, что вы мне рассказывали об этом периоде вашей жизни. Вы жили с Кингсли Ромэном около трех лет, когда решили попытаться родить ребенка. У вас произошел поздний выкидыш.
– Уверена, вы с большим удовольствием за этим подглядывали, – процедила сквозь зубы Кейт.
– Прошу вас, не надо так, – уязвленно проговорил Мэннинг. – Видимо, затем вы с Кингсли решили предпринять еще одну попытку.
– Ничего мы не решали. Мы это даже не обсуждали.
Мэннинг, подслеповато моргая, заглянул в блокнот.
– Однако это имело место. Двадцать четвертое февраля две тысячи тридцать второго года – яркий пример. Могу продемонстрировать, если желаете. – Он посмотрел на Кейт поверх очков. – Не бойтесь, если окажется, что ваши воспоминания отличаются от записей, сделанных с помощью червокамеры. Это очень распространенное явление. Я бы даже позволил себе заявить, что это нормально. Приукрашивание – не забывайте. Можно продолжать?
– Несмотря на принятое решение, вы не беременеете. На самом деле вы возобновляете регулярное использование контрацептивов, так что о зачатии и говорить не приходится. Через шесть месяцев после вашего выкидыша у Кингсли начинается роман с сотрудницей по работе. С женщиной по имени Джоди Моррис. Еще несколько месяцев спустя он неосторожно дает вам об этом узнать. – Он снова устремил на Кейт изучающий взгляд. – Вы помните, что именно вы мне об этом рассказывали?
Кейт неохотно отозвалась:
– Я сказала вам правду. По-моему, Кингсли почему-то решил, что то, что случилось с нашим ребенком, – моя вина. И тогда он начал поглядывать на сторону. Кроме того, после выкидыша я стала больше времени уделять работе. «Червятник»… Наверное, Кингсли меня ревновал.
– И он стал искать нужного ему внимания у кого-то другого.
– Что-то в этом роде. А когда я об этом узнала, я его выгнала.
– Он утверждает, что сам ушел.
– Значит, он – лживый засранец.
– Но мы только что просмотрели сцену вашей ссоры, – мягко напомнил ей Мэннинг. – Я не заметил четких свидетельств ясного принятия решений или одностороннего действия как с вашей, так и с его стороны.
– Не имеет значения, что показывает червокамера. Я знаю, в чем правда.
Мэннинг кивнул.
– Я не отрицаю того, что вы говорите нам правду такой, какой вы ее видите, Кейт. – Он улыбнулся ей, наклонился к столу, по-совиному заморгал. – Вы не лжете. Проблема совсем не в этом. Не понимаете?
Кейт опустила взгляд на свои скованные наручниками руки.
Сделали перерыв. Бобби не разрешили побыть с Кейт.
Ведение дела Кейт стало одним из многих экспериментов, осуществлявшихся в то время, как политики, юристы, группы лоббистов и обеспокоенных граждан лихорадочно трудились, чтобы найти способ превратить головокружительную способность червокамеры заглядывать в глубь истории – о которой широкой публике по-прежнему не было известно – в нечто напоминающее ныне существующую законную процессуальную процедуру, и более того – в норму права.