Сколько же ошибок я совершила за последнее время! Я не успела остановить Сантино, и он убил Дорин, и если бы Джафримель не наделил меня демонской силой, то Сантино убил бы и меня, и тогда справиться с ним не смог бы даже Люцифер. А теперь я не смогла спасти Джейса, который бросился вперед, чтобы закрыть меня собой, и погиб от руки Мировича, разделив печальную участь тех, кто пережил «Риггер-холл».
На конце меча вспыхнул глиф – маленький ярко-красный шарик. Этот знак называется «кайхен» или «факел», один из Великих Глифов Разрушения, которые используются крайне редко.
«Я не люблю тебя, – сказала я Джейсу, когда мы вернулись из Рио. – И никогда не полюблю».
И что же он ответил?
«Если бы меня это волновало, я остался бы в Рио с новой семьей Моб и какой-нибудь смазливой толстозадой бабалавао. Это мой выбор, Дэнни».
А потом упрямо, день за днем, он доказывал мне свою любовь, пробуя сотни разных способов.
Только сейчас я поняла, что значил для меня Джейс.
У меня же остался один путь, один способ вернуть ему неоплаченный долг и исправить все, что я сделала с моей и его жизнью. Если бы Джафримеля и можно было воскресить, то теперь уже поздно; он пал. Слова Люцифера ничего не значат – разве его не называют отцом лжи? Если бы падшего демона можно было воскресить, и Люцифер желал бы этого, он прислал бы ко мне другого демона, чтобы тот забрал меня и урну или только урну. Я, конечно, полудемон, но все же еще не настоящий демон.
Впрочем, это больше не имеет значения. Значение имеет другое – я мучила себя надеждой, заранее зная, что надежды у меня нет. Джафримель больше не вернется; не вернется и Джейс, и если бы я выжила после нападения ка пожирателя, то всю оставшуюся жизнь провела бы с мыслью о том, что упустила последний шанс воскресить Джафримеля.
Вот моя дань мертвым: моя надежда. Мой единственный способ покаяться.
Некоторое время я занималась светящимся шариком, не используя ни заклинания, ни волны энергии. Шарик начал искриться, затем громко зашипел и начал дымиться. Клубы дыма приобретали четкие, острые очертания, которые вспарывали воздух, разрывая его на части. Стиснув зубы, закусив нижнюю губу, я, не обращая внимания на боль, стояла посреди прихожей, держа под мышкой урну с прахом Джафримеля; защитные линии дома дрожали, но я успокаивала их тихим прикосновением. Внутри шарика вспыхнул глиф и попытался выбраться наружу. Я стряхнула шарик с кончика меча, и он, вращаясь, повис в воздухе; я вставила меч в ножны.
Затем крепко сжала урну в руках, одновременно удерживая скользкий, как угорь, огненный шарик. Сплюнув кровь, снова закусила губу и стала ждать, пока рот не наполнится черной демонской кровью. После этого осторожно сплюнула ее на ладонь и размазала по урне с прахом Джафримеля. Шарик к этому времени поднялся к потолку, где сразу образовалось выжженное пятно. Меня обдало жаром. На стенах начала коробиться краска; дымом запахло сильнее.
Я подбросила урну высоко в воздух. Меч со звоном вылетел из ножен, великолепный удар – и скрежещущий звук, словно столкнулись два мира. В воздух взлетело облако пепла, на пол с грохотом упали две половинки урны, но я уже успела отскочить в сторону, на всякий случай прикрываясь мечом, затем со всех ног бросилась вон из комнаты, успев выскочить за дверь в тот момент, когда шарик с глифом… взорвался.
Сначала наступила жуткая тишина, которую я скорее чувствовала, чем слышала. Я уже хотела вернуться в комнату, как вдруг меня накрыло огромной горячей волной, которая швырнула меня на пол. Едва приземлившись, я мгновенно откатилась в сторону, затем вскочила на ноги. Я тяжело дышала, голова горела, словно в огне, прокушенная губа болела до тех пор, пока черная демонская кровь не исчезла, и тогда боль прекратилась.
Левое плечо нещадно ломило. Я громко вскрикнула, и мой крик слился с грохотом взрыва, от которого содрогнулась земля. Взметнулось пламя, вверх полетели куски земли и растений. Меня опалило жаром, который обвил мое тело, словно живое существо; только энергия не дала моей одежде вспыхнуть и загореться.
«Вот и все. В моей жизни было двое мужчин, теперь их нет».
Когда-то давно я читала, что викинги укладывали умерших на специальные ладьи, которые затем поджигали и пускали плыть по воде, чтобы потом, в загробной жизни, у покойника была своя лодка. Вот так и я отправила свой дом в царство смерти, а с ним Джафримеля и Джейса. Может быть – если мне повезет, – они будут меня ждать, и мы встретимся.
Теперь у меня не осталось ничего, кроме моего гнева. Ярости. Злости. Эти чувства захватили меня целиком, не оставив места размышлениям. Лучше сражаться, чем плакать. Лучше убивать, чем страдать от боли.
О, как сладостен гнев! Ярость – лучшее топливо. Такое чистое, восхитительное, безжалостное. Око за око, зуб за зуб, ярость – лучшее оружие против зла, ярость, а не горе. Горе не сможет уравновесить чаши весов.
Это сможет сделать месть. И она это сделает.
Покачиваясь, я медленно пошла прочь. Я уже подошла к калитке, когда взорвались энергетические линии дома, и пламя пожара вспыхнуло с новой силой. Скоро от дома не останется ничего, кроме глубокой ямы и кучи золы. Голова разламывалась от боли; болело и плечо. Я судорожно вздохнула и зашаталась.
Раньше я часто спрашивала себя, где может быть предел моей силы. Стена вокруг дома покрывалась копотью, снаружи бетон медленно чернел и начинал крошиться. Мой сад заживо сгорел в пламени; дело завершил плотный слой пепла. Где-то вдалеке слышались крики; наверное, взрывной волной выбило окна в соседних домах. Калитка начинала плавиться. Случайно задев ее, я быстро отдернула руку – пластик дымился и покрывался пузырями.
Я вышла на улицу.
Несколько репортеров попытались меня сфотографировать. Мне было на них наплевать. Я пробиралась через их толпу, как сытый лев проходит через стадо зебр. Кое-кто спрятался за сверкающими ховерами. С неба сыпались хлопья пепла. Услышав вой сирен, я подумала, что дом уже не спасти. Конечно, жаль соседей, а впрочем… черт с ними.
Только пройдя три дома, я вспомнила, что так и несу меч в руке. Знак на плече тихо саднило, что было даже приятно; только один, последний, раз плечо обожгла такая боль, что я застыла на месте на целых тридцать секунд, опустив голову и тяжело дыша; ребра ходили ходуном. Затем я откинула со лба волосы, которые уже высохли от жара и покрылись тонким слоем пепла, и продолжила свой путь. Солнце скрылось за кромкой воды на западе. Над моим домом поднимался огромный оранжевый столб дыма и огня.
Наступила ночь.
Ей предстояло быть долгой.
Четыре часа спустя я вошла в кофейню, расположенную недалеко от центра города, и, заказав чашку лучшего «эспрессо», уселась за столик. В кофейне работал телевизор; бросив взгляд на экран, я с удивлением увидела, что репортаж о моем доме попал в выпуск вечерних новостей.