– Хорошо тебе говорить, – проворчал Гонзо, – а когда скрючит эдак, небось будешь каждую секунду считать!
Ольга посмотрела на него с веселым изумлением.
– Христо! Ты стал заботиться о людях! Вот что значит войти в роль доктора!
Христофор смутился. Действительно, что это в нем не ко времени проснулась филантропия? Как бы самому не пришлось занять место в ряду бутылей!
– Я подумал: может устроим засаду? Если явится ифрит, мы на него навалимся всей толпой, а ты прочитаешь заклинание и загонишь парня в бутылку, а?
– Нет, Христо, не сегодня, – Ольга улыбнулась ему почти ласково. – Я еще не готова. Да и вы тоже. Так что лучше нам пока уносить ноги...
Охотники за ифритами торопливо покинули подвал, а затем и дом. На улице нюшок несколько раз порывался завыть, но Ольга зажимала ему пасть.
– Вон там, за изгородью, кажется, проезжая дорога, – сказал Христофор. – Идем туда. И быстро!
Отряд, пригибаясь на бегу, пересек огород. Едва успели перелезть через невысокий тын, как со стороны леса послышался шелест раздвигаемой травы – кто-то пробирался в зарослях бурьяна по их следу.
Размытая серая тень вдруг показалась на краю ямы, постояла с минуту, словно принюхиваясь, а затем бесшумно скользнула к дому и растворилась в его тени.
Ольга, Христофор и Джек Милдэм поспешно выбрались на дорогу. Они долго молча вглядывались в темноту. Присмиревший нюшок тоже не подавал голоса.
Ольга вдруг схватила Христофора за руку.
– Что это там? – прошептала она.
– Где?! – вздрогнул Гонзо.
– Там, у поворота. Будто кто-то стоит...
– Да где? Не вижу я!
– А по-моему, это столб... – просипел у Гонзо над ухом граф Бруклин. – Ну точно, столб! Или, может быть... Да нет, столб! Не шевелится... оно.
Все осторожно приблизились к темному предмету у поворота дороги и скоро убедились, что граф Бруклин был прав.
Перед ними возвышался резной деревянный столб, накрытый небольшой дощатой крышей в виде шатра. Под шатром было укреплено некое подобие скрижали – мраморная плита с вырезанными на ней буквами.
Христофор включил фонарь на самое слабое свечение и прочел надпись вслух:
– "Владение помещика, отставного коллежского секретаря Петра Силыча Бочарова"...
Предание о первом ифрите
... О, всемилостивейший владыка, падишах вселенной! Твой верный раб, слуга слуг твоих, просит позволения продолжить рассказ и спешит сообщить тебе, о, перл творения, что корабль Адилхана три дня шел вдоль череды скал, окружающих остров Судьбы. Сколько ни вглядывались мореплаватели в черные изломы нависающих над водой стен, нигде не находили они места, пригодного для высадки на берег. Наконец, Адилхан приказал бросить якорь напротив одной из скал, казавшейся не такой высокой, как другие. Она далеко выдавалась в море, и волны прибоя, разрезаемые ею, бились о стену с меньшей яростью, чем в других местах побережья.
Несколько смелых матросов и с ними любимый раб падишаха юный Саади вызвались отправиться в лодке к скале, и попытаться влезть на ее вершину – может быть так удастся отыскать путь в глубь острова. Падишах поначалу не хотел отпускать Саади, к которому очень привязался за время путешествия и предпочитал всем другим рабам, прислуживающим за столом. Но мольбы юноши были так горячи, а желание его отличиться в глазах господина так сильно, что Адилхан, в конце концов, согласился.
В лодку были положены несколько мотков прочной веревки, топоры, какими пользуются каменотесы, и длинные шесты, чтобы уберечь борта лодки от ударов о камни. Шестеро матросов сели на весла, Саади, успевший за время плавания стать заправским моряком, взялся за рулевое весло, и лодка, то медленно поднимаясь на волне, то быстро скользя вниз с ее гребня, стала приближаться к берегу.
Однако, когда черная громада скалы нависла над головами матросов, смелость едва не покинула их. Мрачные утесы, казалось, готовы были обрушиться и попохоронить под собою любого, кто осмелится прикоснуться к ним. Под утесами, покрытые белой шапкой пены, бурлили волны, словно и впрямь прибрежные камни острова Шис кипятили море. Пристать здесь к берегу не было никакой возможности.
Огибая скалу, матросы нашли место, где волна не ударяла в стену, а мчалась вдоль нее. Высадиться здесь было также невозможно, как и в других местах, но лодка, по крайней мере, могла подойти вплотную к берегу. Ее несло вдоль стены вместе с волной, шесты лишь царапали гладкий камень, не имея возможности упереться хоть в какой-нибудь выступ. Берег острова Судьбы – такой загадочный и такой желанный – был совсем рядом, хоть дотронься рукой, но попасть на остров было также трудно как и в начале путешествия...
Неожиданно Саади радостно вскрикнул и указал куда-то вверх. Там, на недосягаемом уступе, прижавшись к скале, росло маленькое узловатое деревце с короткими, но довольно прочными на вид ветвями. Не долго думая, Саади схватил веревку с привязанным к ней небольшим якорем, сильно раскрутил его и забросил на уступ так ловко, что веревка дважды обернулась вокруг древесного ствола. Матросы быстро закрепили другой ее конец на корме, и лодка надежно встала на причал у скалы.
Саади сунул за пояс топор, а затем, упираясь ногами в стену, стал подниматься по веревке к уступу. С корабля за ним внимательно наблюдала вся команда во главе с Адилханом. Видя ловкость и сообразительность Саади, гребцы и матросы разразились приветственными криками, даже падишах не смог удержаться от радостного восклицания. Между тем, ловкий юноша уже добрался до уступа. Он обнаружил здесь неглубокую расщелину, совершенно незаметную снизу, из лодки, и ведущую к вершине скалы. Саади велел оставшимся в лодке бросить ему еще моток веревки, привязал ее к стволу дерева и полез дальше, цепляясь за края расщелины. Ветер с берега почти развеял туман, клубившийся над морем, так что маленькая фигурка в белой одежде была хорошо заметна на угольно-черном утесе. Падишах и его приближенные, затаив дыхание, следили за продвижением белой точки к вершине скалы. От этого продвижения, возможно, зависел сейчас исход всего путешествия.
Наконец, Саади добрался до иззубренной вершины скалы, встал на ней во весь рост и, повернувшись лицом к кораблю, замахал руками. Ответом ему были дружные крики восхищения всей команды. Сам Адилхан воскликнул с воодушевлением:
– Вот славный отрок, достойный любви и наград падишаха!
Но внезапно общие крики радости превратились в тысячеголосый вопль ужаса. За спиной Саади из-за скалы поднялась вдруг гигантская безобразная голова с клювом, как у орла. Кроваво-красный глаз, не мигая, уставился на юношу, все еще приветливо размахивающего руками. Затем чудовищная птица раскрыла клюв и издала зловещий пронзительный крик, эхом прокатившийся по всем окрестным скалам. Саади замер и остался стоять, как был, с поднятыми руками, не смея даже обернуться.