– Есть еще одно соображение, – сказал Фаррух. – Позволь мне напоследок поговорить с тобой откровенно. Знаешь ли ты, Адилхан, как прозвали тебя на родине? Знаешь ли, как называют тебя не придворные льстецы на большом посольском приеме, а подданные в своих домах, крестьяне на полях, солдаты в походе? Они зовут тебя Адилханом бессердечным. И у них есть на то основания. Они ограблены поборами, они запуганы казнями и пытками, они принесены в жертву прихотям повелителя. Посуди сам, как должен поступить я, твой самый преданный друг? Я люблю свой народ, и мне небезразлично, какое сердце будет у падишаха моего Хоросана. Что если оно окажется еще более злым, трусливым, алчным, чем прежнее? А в этом, – он приложил руку к груди, – в этом сердце я, во всяком случае, уверен...

Глава 14

... Придя в себя, Христофор прежде всего удивился. Как! Это еще не все? Некоторое время он прислушивался к своим внутренним ощущениям. Они не были похожи на ощущения человека, раздавленного в лепешку. Хотя, кто знает, какие при этом бывают ощущения?...

... Постепенно в сознание стали проникать разрозненные сигналы из внешнего мира. В отдалении с дробным стуком сыпались камни, едкая пыль висела в воздухе и скрипела на зубах. Гонзо открыл глаза, но сначала ничего не увидел – либо наступила ночь, либо свет сюда вообще не проникал.

Где-то вверху послышалась возня, снова посыпались камни. Христофор поднял голову и увидел звезды. Они казались красноватыми, неуверенно перемигивающимися сквозь пыль. Опять это незнакомое созвездие в небе, подумал Христофор. Где-то он его уже видел. Совсем недавно... Над трубой... И тогда это не казалось странным. Он понимал тогда, почему над трубой такое удивительное созвездие. В голове вдруг огненной надписью вспыхнуло слово: КОНСТРАКВА. Вместе с ней навалилась неосознаваемая до сих пор боль и тошнота.

"Похоже, меня здорово садануло по голове, " – подумал Гонзо.

Но боль помогла ему вспомнить: такое созвездие он видел в небе над озером констраквы. А это значит, что и сейчас...

Он вздрогнул и стал вглядываться в окружающую темноту. Пыль немного осела, проступили смутные очертания каких-то предметов, пока совершенно бесформенные. Где же стены?... Теперь он вспомнил точно: ифрит, эта сволочь из бутылки, заманил их в мышеловку и прихлопнул, столкнув между собой две стены. Или не прихлопнул? Может быть, они все-таки в последний момент убежали? Нет. Убежать нельзя было, потому что из-под земли прорвалась констраква, а вместе с ней и одно из чудовищ нездешнего мира...

Христофор принялся ощупывать землю вокруг, боясь наткнуться на маслянистые потеки констраквы, и неожиданно обнаружил лежащее возле него тело.

– Оля! – голос его прозвучал едва слышно. В горле запершило от пыли, Христофор закашлялся.

Он перевернул Ольгу на спину, и на него уставилась черная бесформенная маска вместо лица. Христофор отшатнулся в ужасе, но это была только пыль. Ольга застонала и открыла глаза. На ее перепачканном лице поочередно отразились боль, испуг и удивление. Она села, оглядываясь по сторонам, попыталась что-то сказать и тоже поперхнулась.

– Где... Джек? – удалось ей выдавить сквозь кашель.

– Здесь я! – граф лежал неподалеку, слегка приваленный камнями. – Что произошло?

– Только это и осталось выяснить, – сказал Христофор. – Оля, ты как?

– Кажется... – сказала Ольга, пытаясь подняться.

Христофор, как мог, помогал ей, несмотря на дьявольскую боль в коленях. В каких-нибудь две минуты они поднялись на ноги и, пошатываясь, приблизились к Джеку Милдэму. Но тот уже сам справился с лежащими на нем глыбами. Тренированное тело лучшего гвардейца герцога Нью-йоркского совершенно не пострадало. Что же касается последствий удара головой о землю, то Джек не испытывал их вовсе. Гонзо, к сожалению, не мог сказать того же о себе. Голова его раскалывалась, и перед глазами плавали какие-то радужные пятна. Тем не менее, он первым сообразил, что нужно сделать прежде всего.

– Граф, там у вас в сумке... кстати, вы сумку не потеряли?

– Здесь она, на мне.

– А бутылка с Амиром?

– На месте.

– Цела?

– Цела и запечатана.

– Прекрасно! Значит нас гвоздит только один ифрит? Это радует. Так вот, граф... о чем бишь я?.. Да! Там, рядом с бутылкой, должен быть фонарь. Достаньте его... Достали?

– Ну да.

– Так включайте! Должны же мы, наконец, узнать, где находимся!

Луч фонаря уперся в гладкую черную поверхность, заскользил по ней вдаль и, наконец, затерялся в глубине узкого прямого коридора, образованного двумя стенами, отстоящими шагов на двадцать друг от друга.

– Вот тебе раз! – с веселым удивлением сказал Христофор. – Они все-таки не столкнулись! Интересно, почему это?

– Он еще недоволен! – хохотнул граф, но тут же умолк, потому что сверху снова посыпались камни.

Джек круто развернулся и направил луч фонаря в противоположный конец коридора.

– Мама! – испуганно вскрикнула княжна, хватая за руку Христофора.

Прямо перед ними коридор перегораживало гигантское, вытянутое кверху до края стены, тело какого-то существа. Разделенное на одинаковые сегменты, каждый из которых имел свою пару маленьких ножек, оно напоминало земную сколопендру по строению, но в сотни раз превосходило ее по размеру. К тому же хитиновая броня, как видно, отличалась огромной прочностью – достаточной, чтобы заклинить каменную мышеловку ифрита. Столкнувшиеся стены зажали сколопендру, но не смогли ее раздавить. Гонзо, граф и Ольга с изумлением смотрели на кошмарное детище констраквы, которое сначала помешало им выбраться из ловушки, а затем спасло жизнь.

Голова чудовища, с острым винтообразным рылом вместо челюстей, нависала над коридором. У основания головы зияла воронка ротового отверстия, окруженная пучком длинных тонких щупалец. И эти щупальца, так же как и вся сотня ног сколопендры, бесшумно и быстро шевелились.

– Вот что, ребята, – сказал Христофор, – пошли-ка отсюда, пока эта штука не вырвалась на волю...

Охотники поспешили ретироваться со всей быстротой, на которую были способны их избитые, натруженные за день ноги. Они направились к противоположному концу коридора, надеясь, что и там стены мышеловки не смогли сомкнуться.

– Давайте поднажмем, – озабоченно говорил Христофор, морщась от боли в коленях. – Если сколопендре удастся высвободиться, перед нами откроются две дивные перспективы: во-первых, мышеловка может захлопнуться...

– Но может и не захлопнуться... – сказал Джек.

– А во-вторых, этот милый червячок может проголодаться.

– Есть еще третья возможность, – тихо сказала Ольга.

– Какая?

– Констраква. Она польется, когда червячок перестанет затыкать дыру в земле своим телом.