– Ни по какому, – развёл руками парень, – жарко, скучно, чего ж не потрепаться-то.
– А ну вали отсюда! – свирепея, приказал армеец, – иди-иди, пока я тревогу не объявил! Или не предпринял более серьёзных уставных мер. – Глеб и пошёл, на ходу с интересом обдумывая, как именно тот собирался выполнить обещанное: винтовка не стреляет, голос слабый, на «грибке» ни тревожного колокола, ни кнопки сигнализации. Скорей всего пырнул бы Глеба штыком от расстройства чувств и согласно уставу – с него, штрафника, станется.
Официально торгово-гостиничный комплекс «Весёлый пьянычар» назывался по производственному строго: «Хранилище горюче-смазочных материалов» – о чём сообщала блеклая трафаретная надпись на торце ангара. В своё время, после магической катастрофы, бывшее хранилище переоборудовали под нужды всяческих исследователей, репортёров, туристов-экстремалов и прочего заезжего денежного народа. Согласно вывескам над рядом стеклянных дверей в боковой части ангара, здесь имелись: малый супермаркет, гостиница, баня с прачечной, медпункт и обязательный ресторан. Мало того, наличествовал даже частный банк, грамотно совмещённый с караульным помещением – скромно заявленный бронированной дверью с соответствующей табличкой, в самом конце алюминиевой громадины.
Разумеется, никаких горючих, а тем более смазочных материалов в ангаре давным-давно не хранилось, если, конечно, не считать горючей жидкостью водку, коньяк, ром, виски и прочие крепкие напитки в баре ресторана – куда, понятное дело, Глеб прямиком и направился. Потому что вряд ли истосковавшиеся по пиву гном с бабаем заинтересовались иными заведениями.
Ресторан оказался небольшим, всего на дюжину круглых столиков, оформленный в псевдоготическом стиле: чёрный потолок-шалаш из фальшивых балок, с висящими на цепях неяркими фонарями; стены, от пола до потолка затянутые тёмными гобеленами с малопонятными по скудости освещения рисунками; пол, покрытый искусственным, и тоже чёрным, мрамором. Ещё в глубине зала, за столиками, имелась барная стойка, а рядом с ней – дверь на кухню. Из кухни тянуло чем-то мясным и острым, отчего у Глеба немедленно заурчало в животе.
Пара ближних ко входу столиков были повалены, комплектные стулья без спинок разбросаны там и тут, словно в ресторане только что случилась небольшая заварушка. Очень грустный то ли бармен, то ли хозяин заведения – одетый во всё чёрное, соответствующее стилю ресторана – еле слышно ругаясь сквозь зубы, неторопливо ставил мебель на место.
Федул и Модест сидели в середине зала, довольные, умиротворённые: столик перед ними заполняли одни лишь кружки с пивом, тяжёлые, с изморосью по холодному стеклу – зато пару соседних занимали многочисленные тарелки с мясными и рыбными закусками. В общем, парочка изголодавшихся магиков подготовилась к пиршеству основательно; Глеб, сглатывая набегающую слюну, скорым шагом направился к ним.
– Ранее было «пьянству – бой!», а нынче «пьянству – мир!» – торжественно сообщил гном парню, едва тот устроился за столиком. – Разгрузочный от трезвости момент, катарсис души и тела… Ты хоть знаешь, что такое «катарсис», а? – Глеб утвердительно кивнул, крупными глотками расправляясь с ледяным, невероятно вкусным пивом. Допил, вытер пену с лица, и лишь после спросил, с сомнением поглядывая в сторону входа:
– Слушайте, а что здесь случилось? Глянь-ка, столы и стулья повалены… Может, тут генеральная уборка затевается, того и гляди на улицу погонят, а вы вон сколько всего понабрали!
– Не боись, – снисходительно ответил гном, – никакой уборки не предвидится. Это просто нас в заведение пускать не хотели, мол, «категорически нельзя-с всяким подонкам в наше культурное место-с, тем более при грязной майке и фуфайке на голое тело» – передразнил Федул. – Ну мы, типа, провели разъяснительную работу с местным ретроградом-мракобесом, после чего он проникся и препятствовать не стал. Особенно, когда мы ему наши денюжки показали. – Федул, посчитав объяснение законченным, схватил с соседнего стола копчёный цыплячий окорочёк и с жадностью его сгрыз. – Под пиво то, что нужно, – чавкая, поведал он стоявшим перед ним пенным кружкам. – Ну-ка, иди к папочке! – гном схватил ближнюю и, обливаясь, выдул пиво за рекордно короткий срок, хоть в книгу рекордов Гиннеса заноси.
Модест ел аккуратно, без торопливости и суеты – можно сказать, деликатно вкушал. Хотя та аккуратность ничуть не мешала ему вытирать рот рукавом фуфайки и громко срыгивать после каждой выпитой кружки; Глеб, с завистью поглядывая на товарищей, старался ни в чём от них не отставать. Разве что обливаться пивом и срыгивать не стал, вовсе оно за ресторанным столом не обязательно.
– Эх, какая жалость, что мы в чересчур цивильном месте сидим, – с сожалением молвил гном, обводя помещение осоловелым взглядом. – Совсем нельзя, понимаешь, как следует нажраться и от души побуянить: обязательно или обворуют, или в участок сдадут, в это, как его… в караульное помещение, под винтовку со штыком, хе-хе.
Бабай в очередной раз промокнул рот лоснящимся рукавом, сказал многозначительно:
– Если пьянка мешает работе, то надо ту работу бросать. Ну а если работа мешает пьянке, то ничего не поделаешь, нужно с тем пьянством завязывать.
– Это ты к чему клонишь? – Глеб оторвался от малосольной селёдочки под луком, глянул на Модеста. – По какому поводу?
– По такому, что не пьянствовать мы сюда шли, – строго заметил бабай, залпом допивая из кружки, крякая и ставя посудину на стол. – Надобно нам переодеться, как советовал пройдоха репортёр, и выдвигаться в стольный град, деда Снюссера искать.
– Эть, прямо сейчас? – изумился гном, – без паспортов и в баньке не попарившись? Да ты, брателло Модестушка, натурально с ума сошёл! Беда, ей-ей, – Федул потянулся за новой кружкой.
– Кстати, о репортёре, – заметил Глеб, сидевший лицом к входным дверям, – вон он, лёгок на помине. – В дверях, поблескивая серебряным скафандром, стоял Дорофей с дальноглядником на плече. Вид у репортёра был неважнецкий, словно его по степи на аркане протащили: защитный костюм грязный и во многих местах порванный, гермошлема нет, а дальноглядный аппарат стал заметно короче из-за отсутствующего объектива. Однако расстроенным Дорофей не выглядел – наоборот, он улыбался и явно был в хорошем расположении духа. Заметив троицу за столом, репортёр бодро зашагал к ним, прищёлкивая оторванной правой подошвой.
Дорофей положил камеру на свободный столик, подтащил к столу с выпивкой стул и, потирая ладони, уселся между Глебом и Федулом. Не дожидаясь пока гость утолит первую жажду, Глеб нетерпеливо спросил:
– Как сюжет с метро, получился? – репортёр кивнул, показал большой палец, мол, на все сто удался, и продолжил пить пиво.
– А где твой двойничок? – расковыривая вилкой котлету, участливо поинтересовался Федул, – давай, зови к столу, всё ж человек, хотя и нежить.
Дорофей внезапно поперхнулся, долго откашливался, наконец сказал сипло: – Каюк моему двойничку, нового колдовать надо… Погиб «номер двадцать восемь», мир его дубликатному праху, аминь и всякое такое, соответствующее моменту.