– Я вам ещё раз говорю: этот тип – беглый колдун Леонардо, террорист и убийца, – принялся брюзжать за сержантовой спиной «прокурор». – А вы с ним как с простым вором обращаетесь. Я лично, – старик в запале постучал себя в грудь кулаком, – присутствовал при отправке негодяя в Безумные Земли! Его ни с кем не спутаешь, приметная физиономия, особенно родимое пятно на левой скуле. Вон, глядите, с той поры уже четверть века прошло, а он ничуть не изменился. Колдовские штучки, факт! – «Прокурора» едва не трясло от нервного возбуждения. – Между прочим, его в орден Святого Мерлина родной отец сдал, какой-то уездный гранд-колдун. Чего-то они не поделили, родитель взял и написал донос в комитет по борьбе с террористическим колдовством. На собственного сына настучал, подумать только! Та ещё семейка, хе-хе, – старик зло захихикал.
– Уймитесь, гражданин, – не оборачиваясь ответил сержант. – Спасибо за проявленную бдительность и ценные сведения. Дальше мы сами разберёмся.
– Вы ему перчаточки-то надеть не забудьте, – не слушая полицейского продолжал неугомонный «прокурор», – оковные. А то наведёт тайком порчу, век маяться будете… Они там, в Безумных Землях, хоть колдовства и лишены, но этот-то смог удрать! Значит, осталась в нём злодейская сила, сохранилась. – Сержант промолчал, но к совету прислушался: сняв с пояса наручники, оснащённые «веерами» из пяти стальных прутков с фиксирующими кольцами, полицейский умело надел оковные перчатки на руки Барта. Теперь мастер-вор не мог пошевелить и пальцем: с растопыренными пятернями он был похож на гламурного модника, ожидающего когда высохнет лак на ногтях.
– В отделение, – приказал сержант и Барт, понурившись, зашагал следом за ним: день, похоже, не заладился с самого утра. Спасибо бдительному старику, пропади он пропадом.
В отделении полиции воняло застарелой мочой, рвотой и свежей водкой.
И выглядело оно как любое привокзальное отделение: самосветные лампы на сером потолке, огороженный железными прутьями «обезъянник» с тёмной от грязи лавкой, пока ещё пустой. У дальней стены расположился колченогий письменный столик с инфошаром и сидящим за ним писарем-рядовым, да пара скучающих патрульных, режущихся в карты за соседним досмотровым столом. Водкой пахло от патрульных.
Дальнейшее проходило по стандартной процедуре: обыск с конфискацией нательного пояса, записной книжки, тренировочной дубинки и денежной наличности. Затем были составление протокола задержания с описью найденных предметов. И, конечно, помещение Барта в «обезъянник» до поры, до времени, пока не придумают что делать с задержанным дальше.
Барт не слишком расстроился потере золота – а в том, что оно «потеряется», сомневаться не приходилось, обычный для полицейского участка произвол – сколько беспокоился, вернут ли ему книжку и жезл? Вряд ли полицейские настолько сведущи в магии, чтобы понять какая ценность находятся в их руках.
Судя по небрежности обращения с книжкой и дубинкой, интереса для полиции они не представляли. И то утешение, хоть какая-то надежда на возвращение магических артефактов.
Как Барт и предполагал, золото из нательного пояса в опись вносить не стали: сержант, ссыпав кругляши себе в карман, объявил что отнесёт их на экспертизу. И если арестованный заинтересован в удачном исходе дела, то он просто обязан согласиться на ту проверку. Или он, сержант, ни за что не ручается. Арестованный перечить не стал, лишь кивнул нехотя – экспертиза так экспертиза, ничего не поделаешь.
Пока проводился досмотр с грабежом, писарь-рядовой проверил через инфошар личность задержанного. С учётом особых примет и наводки старика-"прокурора" поиск в базе данных оказался не слишком долгим: рядовой, глядя в шар, замахал рукой, подзывая к себе сослуживцев.
Заинтересованные патрульные сгрудились у столика писаря; сержант, ознакомившись с выведенным на экран портретом и текстом под ним, присвистнул, снял фуражку, в растерянности потёр лысеющее темя. Сказал обижено:
– Нет, ну что хотят, то и творят! А деваться некуда, засекли орденцы наш запрос. – С неприязнью посмотрев на Барта, он принялся перекладывать золотые диски назад, в кармашки нательного пояса. Это действие Барта не то что бы удивило, нет – оно его потрясло. Потому что подобного не могло быть никогда! Как если бы прожжённый мздоимец вдруг отказался от крупной взятки, или торговый купец – от выгодной сделки. Или же ресторанный повар отпустил бы на волю назначенную в бульон курицу.
Сержант закончил комплектовать пояс, завершающим штрихом положил на него отобранные купюры вместе с Бартовым удостоверением личности. А затем порвал в клочки протокол задержания вместе с описью отобранных предметов.
Барт молча наблюдал за полицейскими: когда не понимаешь что происходит, лучше воздерживаться от любых вопросов и комментариев. Во избежание куда больших неприятностей.
– Давай, писарчук, отсылай подтверждающий код, – отряхнув ладони приказал сержант. – Глядишь, какую медальку тебе выдадут, за оперативность, – и невесело хохотнул. Писарь не ответил: он сосредоточенно водил пальцем по выпуклому экрану шара.
Похоже, подтверждение ждали, реакция была мгновенной – секунд через десять в помещении возникли двое высоких монахов в чёрных сутанах, подпоясанных серебряными шнурами, с низко надвинутыми на лица капюшонами. Не вошли через дверь, а именно возникли, материализовались из ниоткуда посреди комнаты. Барт впервые видел боевых монахов ордена Святого Мерлина и, надо сказать, смотрелись они внушительно. Даже пугающе. Не как вестники смерти, но как исполнители воли высших сил – однозначно.
– Где задержанный? – глухо, без интонаций спросил один из монахов: сержант, стараясь не глядеть на спросившего, ткнул рукой в сторону «обезъянника». Монах повернул тёмный провал капюшона к решетчатой двери: засов на ней отодвинулся сам собой. Барт понял, что из камеры надо выходить – всё равно достанут, хочет он того или нет. Тогда уж лучше самому, чем подчиняясь чужой колдовской воле.
– Твои вещи? – также глухо спросил второй монах, указав пальцем на досмотровый стол с лежащими на нём книжкой, жезлом и поясом. – Проверь и подтверди – всё ли на месте?
– Мои, – подтвердил мастер-вор. – Полный комплект. Я могу забрать? – И показал схваченные в оковные перчатки руки.
– Сержант, – распорядился монах, – снимите с задержанного наручники. В них более нет необходимости.
Барт, размяв пальцы и восстановив кровообращение, вернул на место нательный пояс, заправил рубашку; рассовал по карманам деньги, привесил на пояс дубинку и сунул за пазуху книжку.
– Порядок, – стараясь не выказывать тревоги, сказал он. – Я готов. – Но «готов» к чему? Этого мастер-вор не знал.
Монахи не ответили. Линолеумный пол под ногами Барта вздрогнул, будто случилось землетрясение; у мастера-вора на миг потемнело в глазах, но пугающие ощущения пропали так же быстро как и возникли.
Барт огляделся: сейчас он находился в просторном зале с каменными стенами, громадными витражными окнами и двумя рядами длинных скамей со спинками. По мраморному полу, меж рядов, тянулась ковровая дорожка с вытканными на ней серебряными пентаграммами.