— Но это естественно! Вы же из нашей семьи! Пойдемте, я покажу вам мастерские, чтобы отвлечь от грустных мыслей.
— Но наверняка для этого нужно получить разрешение! — возразила она. — Я не могу пойти туда просто так.
— С ним можете, — проворчал Андреас, который стоял, прислонившись к косяку двери, скрестив руки. — Это сын хозяина.
— Правда?
— Это мои родители виноваты, я тут ни при чем, — пошутил Матье. — Оставьте свое пальто. Нам нужно сделать всего несколько шагов.
Не дав ей времени опомниться, он закутал ее в свою шерстяную длинную куртку.
— Погодите, я так не могу! — она засмеялась, сбитая с толку вихрем энергии молодого человека.
— Можете, милая Ливия. Вы ведь позволите мне называть вас Ливией? Ах, я опять забыл про свои рисунки. Стойте на месте, не двигайтесь. Они должны быть где-то здесь.
Он порылся на буфете, потом стал приподнимать разбросанные повсюду одежду и книги.
— Какой же бардак в этом доме. Вот они! — торжествующе воскликнул он, размахивая несколькими листками бумаги. — Я скоро верну тебе ее, Андреас, а быть может, и нет…
Когда он взял ее за руку и потащил к выходу, Ливия через плечо бросила на Андреаса извиняющийся взгляд. Он ободряюще кивнул ей. Матье хлопнул дверью, жалобно звякнули тарелки.
Андреас мягко улыбнулся. Юный Матье не знал, куда девать свою энергию. Когда он не работал, то начинал изводить своих близких, утверждая, что может сосредоточиться на чем-то, только растратив избыток жизненной силы.
Андреас зажег огонь в плите, чтобы вскипятить воду. Ему нужно было выпить черного кофе. Он был рад за молодую женщину, поскольку, как правило, чужих в мастерские не пускали. Он удивился, узнав, что она принадлежит к такому известному семейству мастеров-стеклодувов, как Гранди из Мурано. Воистину, мир тесен.
Андреас коснулся пальцем опухшей губы, там, где она его укусила. Он не ожидал от нее такой пылкой реакции. Откуда ему было знать, что она испытывает такое же влечение, как и он? Он поцеловал ее, потому что не смог устоять перед искушением впиться в ее сочные губы, потому что с момента их первой встречи хотел заняться с ней любовью, а он всегда добивался того, чего хотел. Но Ливия Гранди сбила его с толку, и он не знал, радоваться ему или остерегаться.
Он вытер выщербленную чашку и налил в нее кофе. Затем сдвинул в сторону несколько бокалов, стоявших на столе, чтобы освободить себе место. Он спокойно выпьет свой кофе и отнесет вазу туда, где ее упакуют. Теперь, когда Ливия отправилась смотреть мастерские, он был уверен, что она про него забыла.
Повернувшись, Андреас споткнулся о табурет, и сумочка молодой женщины упала на пол.
— Черт! — пробормотал он, наклоняясь, чтобы собрать ее вещи.
Он отряхнул от пыли портмоне и пудреницу и положил их в сумку, с удовлетворением отметив, что застежка не сломана. Небольшая книжка в старинном кожаном переплете выскользнула из конверта из плотной темной бумаги. Истрепанная обложка привлекла его внимание. Открыв ее, он увидел, что это на самом деле не книга, а тетрадь для записей, пожелтевшие страницы которой были хрупкими, словно пергамент.
Он принялся ее листать и не смог сдержать дрожь, увидев формулы химических соединений и рисунки оригинальных кубков, бокалов и люстр. Будто завороженный, он медленно сел на стул.
Вылинявшие чернила свидетельствовали о древности рисунков, так же как и даты, неразборчиво написанные внизу страниц; некоторые из них относились к XV веку. Здесь содержались указания о соблюдении правильных пропорций между диаметром чаши бокала и высотой его подножки, соответствия формы ножки ее высоте. В примечании подробно рассказывалось, как увеличить количество многосторонних сложных узлов, выдуваемых из одной наборки [68] . В заметках о различных видах филигранного стекла, ставшего символом венецианского ремесла, разъяснялось, как утапливать нити в стекломассе или умело использовать их объемность. Некоторые из небольших акварелей, сопровождавших текст, отличались такой выразительностью, что впору было их вставлять в рамку и вешать на стену.
Ошеломленный Андреас понял, что держит в руках наследство семейства Гранди, ему словно приоткрылась сама сущность молодой женщины. У него возникло ощущение, что Ливия внезапно предстала перед ним обнаженной.
Начиная со Средневековья разоблачение секретов мастерства стеклоделов влекло за собой вечное проклятие. Во все времена они носили свои тщательно оберегаемые знания с собой и иногда, путешествуя, могли раскрыть тайну состава в обмен на другие секретные сведения. Он испытывал некоторую неловкость, просматривая тетрадь без ведома Ливии, и был уверен, что она бы ему это запретила, но ничего не мог с собой поделать. Как устоять перед тем, что представляло собой квинтэссенцию искусства, которому он посвятил свою жизнь?
В тишине кухни, окна которой выходили на заснеженные деревья, было хорошо слышно шуршание страниц. Андреас был покорен изобретательностью членов семьи Гранди. Несмотря на то что его уроки итальянского остались в далеком прошлом, он еще кое-что помнил.
В Габлонце придавали большое значение преподаванию иностранных языков, поскольку этот торговый город нуждался в людях, способных продавать свои изделия в разных странах. Так, в Индию в огромных количествах экспортировались браслеты, которые носили женщины, прежде чем в качестве подношения бросить их в священные воды Ганга во время религиозных церемоний. До Первой мировой войны этот рынок был настолько значительным, что корабль, курсировавший из Бомбея в Триест, порт Австро-Венгерской империи, даже получил название «Габлонц». Андреас еще помнил индийского преподавателя родом из Бенареса, одеяние которого, напоминающее сюртук, застегнутый до воротника, производило на всех большое впечатление.
Тетрадь сама раскрылась посередине, напомнив Андреасу сборники поэзии, страницы которых были особенно истрепаны на любимом стихотворении. Вне всякого сомнения, это был наиболее часто читаемый раздел. Андреас увидел выполненный графитом набросок великолепного фужера и формулу так называемого чиароскуро, этого мифического состава, о котором знал каждый уважающий себя стеклодел.
Он словно услышал мягкий голос графа Престеля, когда в очередной раз восхищался его коллекцией. «Это страсть всей моей жизни, дорогой мой Андреас, но открою тебе один секрет: я отдал бы всю свою коллекцию за то, чтобы обладать хотя бы одним-единственным венецианским фужером из чиароскуро. С ним постигаешь совершенство».
И теперь эта тайна открылась его взору. Когда-то эти фужеры приобрел король Франции, к великому разочарованию остальных европейских дворов. Как и в случае многих других изобретений того времени, формула считалась навеки утерянной. Андреас прочел ее вполголоса. Бог мой, это было так просто… Но вместе с тем хитроумно и неожиданно.
Несколько секунд он сидел неподвижно, словно загипнотизированный, устремив взгляд в пустоту, затем поднес тетрадь к лицу и вдохнул запах, исходящий от ее страниц. Конечно, она почти не имела запаха, но все же, если бы он не боялся показаться смешным, то мог бы поклясться, что ощутил аромат соли и диких трав, тины и ветра.