— Я…
— Да, хотя вы уже не тот. Вы — новое тело, идеально воспроизводящее модель старого. Так что давайте снова знакомиться. — ехидно усмехнулся морлок. — Меня опять зовут Нево.
— Но, погодите.
— О, ничего страшного, — махнул он рукой, не давая договорить. — На протяжении жизни клеточный состав, как известно, меняется несколько раз. Клетки обезвоживаются, отшелушиваются, мертвеют ткани, заменяются и вытесняются новыми — такова жизнь, ничего не поделаешь. Жить в ней значит ежедневно умирать какой-то своей частью.
От этой новости я не сразу пришел в себя. В самом деле, значит, я уже умер? — и мой организм был мертв, и я прекратил свое существование. Никакая наука моего века не обладала возможностью восстанавливать тело на клеточном уровне. Значит, благодаря новому 1981 году я погиб, и благодаря ему же был исцелен и поднят из небытия.
Теперь я понял, что это было. Эти мириады пронизывающих меня иголок — это микроскопические скальпели, зонды и шприцы путешествовали по моему телу, пробуждая его к жизни. Морлок говорил что-то о какой-то нанотехнологии — но я смутно понял это словно, уразумев лишь то, что оно олицетворяет собой хирургию и терапию будущего, слившиеся воедино. Больному достаточно будет проглотить таблетку, — в виде космического корабля с экипажем из главврачей, медсестер санитаров и нянечек, с операционной, лабораториями и отделением реанимации… А эта таблетка будет действовать внутри его тела до конца жизни — или до полного выздоровления. Примерно такой метафорой можно передать действие наномашин.
Таким образом, миллионы ресничек прошли сквозь меня и вернулись в тело конструктора, восстановив попутно замерзшие клетки. Таким образом, я был поднят на ноги армией металлических муравьев — мы с Нево.
При одной мысли об этом меня передернуло, и в первый раз стало механически ледяной холод охватил меня, какого я не чувствовал со времени своего бегства. Я невольно потер руки, не веря своим глазам. Мне казалось, что кожа вот-вот отделится, и обнаружит под собой гнилую плоть давно умершего человека. Но с кожей и с моим телом все было в порядке.
— Это ужасно, — пробормотал я. — Проникновение в тело. Получается, эти металлические черви жили в нем… я чувствую себя сейчас какой-то падалью, поднятой к жизни неведомыми червями.
Нево усмехнулся:
— Все зависит от того, какого образа мыслей придерживаться. Я например, так не считаю. Это маленькие невидимые хирурги. Они исцелили меня, а вы, между прочим, не смогли даже шину наложить, как следует, отчего я остался бы хромым на всю жизнь…
— Но я же не доктор!
— Они тоже. В любом случае, если вам что-то не нравится, умереть никогда не поздно. Достаточно выйти на прогулку из дома, куда вы так рветесь.
— Слушайте! — я еще раз провел рукой по коже. — Нет, в самом деле. Совершенно необычное ощущение. Но, во всяком случае… успокойте меня — они же не живые…
Он оторвал голову от конструктора, как часовщик от механизма, и воззрился на меня с неподдельной серьезностью:
— А вот тут вы ошибаетесь. Они именно живые.
— Как? — ахнул я.
— В самом обычном смысле слова. Они размножаются, то есть способны к репродукции. Они способны управлять внешним миром, организуясь в своеобразный социум, со своими порядками и законами. Более того — у них есть даже конкретная закрепленная форма…
— Вот эта куча, вы имеете в виду? Способна управлять миром?
— Да. Не куча, а конус. Словом, налицо все проявления Жизни и Сознания. Они ничем не хуже чем мы с вами. И даже совершеннее.
Своими словами морлок поверг меня в окончательное смущение.
— Но… это же невозможно, — показал я на пирамиду. — Это же явно по всем внешним признакам, по своему виду, наконец, машина. Ее произвели руки человеческие.
— А она может воспроизвести вас, — парировал морлок. — Каково?
Я понял, что мы зашли слишком далеко. Обходя конструктора, я заметил:
— Вы еще, пожалуй, скажете, что он обладает душой.
Жерло трубки, торчавшей из черепа Нево, повернулось ко мне, как орудие крейсера.
— Вы спрашиваете о душе? — откликнулся морлок. — Но это же ваш потомок. Как и я — только на другой исторической тропе. А я, по-вашему, имею душу? А вы? И он отвернулся, полностью разглядыванием внутренностей Конструктора.
Позже Нево зашел ко мне в комнату, опрометчиво названную бильярдной. В руках у него было блюдо с тем же знаменитым сыром, который мне приходилось отведать на Сфере. Я сидел на краю бильярдного стола, бездумно катая единственный шар между бортов. Шар странно вел себя. Иногда мне удавалось попасть в лузу, и тогда он возвращался ко мне по желобу. Но временами что-то влияло на траекторию его движения. Как будто раздавался рокот в центре стола, шар начинал подскакивать, а затем катился себе дальше как ни в чем не бывало. То есть эта вибрация ничуть не влияла на его движение, просто задерживая его на некоторое время. Правда, несколько раз он заметно отклонился при этом он пути, по которому его направила рука, а один раз даже вернулся ко мне, рикошетом остановленный в центре поля и посланный обратно, словно невидимой рукой!
— Смотри, Нево! Забавная вещь, — и я показал ему, что происходит с шаром. Зрелище произвело на него впечатление.
— На таком бильярде я бы не стал играть на деньги, — заметил я, положив шар в центр стола. — Видимо, здесь выигрывают одни Конструкторы. У них особые правила.
Нево немедленно заинтересовался правилами игры, и я объяснил ему, чем отличается обычный бильярд от снукера, а также от карамболя.
— Снукер — средство от скуки, придуманное офицерами в Индии, и не имеет ничего общего с наукой бильярда…
И тут — прямо на моих глазах на столе появился другой шар. Он выскочил из лузы, покатился, срикошетил и встал рядом с моим шаром в центре стола. Я наклонился, рассматривая это невиданное явление. Впрочем, я ко всему здесь привык, но подобное жульничанье в игре…
— Какого дьявола здесь происходит?
Второй шар был в точности таким же, как мой. Совпадало все до последней царапины, которыми покрылся мой шар во время экспериментов. По идее, если это был второй шар из игрового комплекта, он должен был появиться новым, как первый, каким он был изначально. Пришелец звучно ударил по моему шару — щелчок — и мой шар покатился по столу.
— Странно, — сообщил я Нево. — Я мог бы поклясться, что этот шар — двойник первого. Вот — и царапина на том же месте. Как такое может быть? Я его и ночью узнаю. Это или его брат-близнец, чего не может быть, или…
— Или, — спокойно закончил морлок, — тот же самый шар.
Тем временем мой шар отошел рикошетом от дальнего борта и благодаря несколько необычной геометрии стола, катился прямиком в лузу, из которой возник второй шар.