Поздно вечером, закончив работу, Барба открыла потайную калитку и впустила Анжелику во двор.
— Пойдемте ко мне, мадам, но у меня так бедно.
— Ничего, я успела познать нищету, — ответила Анжелика, снимая башмаки, чтобы не шуметь.
Они вошли в чистую комнату. Анжелика присела на кровать.
— Простите, пожалуйста, хозяина, мадам. Вообще он хороший человек. Но после того, как умерла его жена, он запил и дела идут плохо.
— Можно, я останусь у тебя на ночь? — устало спросила Анжелика. — Завтра с рассветом я поеду искать своих детей.
— О, мадам, это для меня большая честь!
— Не называй меня, пожалуйста, мадам, Барба. Я не похожа на мадам. Посмотри на меня, я нищая.
— Мадам, — пролепетала Барба, — расчесывает ли кто-нибудь ваши волосы?
— Не плачь, Барба, прошу тебя.
— Если мадам позволит, у меня есть гребешок. Я бы как там, в Тулузе.
— Ну, если ты так хочешь, только не плачь.
— Я не плачу, мадам.
— Я верю, что придет день, и все кончится. Мы еще поживем, Барба.
В эту ночь они спали на одной кровати: служанка Барба и блистательная когда-то графиня де Пейрак, ставшая по иронии судьбы нищенкой.
Ранним утром, когда все еще спали, они тихо спустились на кухню, Барба дала выпить Анжелике теплого вина и завернула на дорогу несколько ватрушек. На прощанье Анжелика крепко поцеловала свою бывшую служанку.
Тихо она вышла из таверны по направлению к воротам Сен-Оноре. За городом ее путь лежал в сторону деревни Лоншат, где, как сказала Барба, должны были находиться ее малыши.
Она еще не знала, что сделает. Может, украдкой посмотрит на них со стороны.
Вскоре она прибыла в деревню Лоншат. Спросив, где находится дом кормилицы, она подошла и остановилась на другой стороне улицы. Анжелика увидела, что около дома в пыли играли несколько детей под присмотром девочки лет тринадцати. Дети были худенькие и грязно одетые. Напрасно она пыталась узнать в игравших Флоримона.
Вдруг из ворот вышла дородная женщина. Анжелика сразу поняла, что это и есть кормилица. Она смело приблизилась к ней.
— Могу ли я увидеть двоих мальчиков, которых привезла к вам мадам Фалло де Сансе? — спросила она.
Крестьянка оглядела ее с ног до головы.
— За этих детей уже давно никто не платит. То, что оставила мадам Фалло де Сансе, хватило только на месяц. Я ездила в Париж, но мне сказали, что она переехала. Ну и воспитание у этих полицейских крыс! Все они одинаковы, что прокуроры, что адвокаты.
— А где сейчас эти дети?
— Где-то во дворе. Я занимаюсь теми детьми, за которых мне платят.
Подошла девочка, которую Анжелика видела на улице.
— Пойдемте со мной, — тихо сказала она, — я вам покажу, где они.
Анжелика пошла за Девочкой. Неизвестно почему у нее болело сердце. Она предчувствовала что-то.
Девочка провела Анжелику через двор фермы и вошла в хлев, где две худые коровы жалобно мычали. Позади кормушки Анжелика увидела клетку, стоящую на полу, в ней находился ребенок, примерно десяти месяцев от роду. Он был голый, на дне клетки лежали какие-то грязные лохмотья. Ребенок с жадностью сосал грязный палец. Потеряв дар речи, Анжелика вытащила клетку на свет.
— Это я положила его в хлев, — пробормотала девочка, — ночью здесь теплее, чем в погребе, куда его бросила хозяйка, и в хлеве везде корочки хлеба, а когда я дою коров, то даю ему немного молока.
Ошеломленная Анжелика рассматривала ребенка. Это не мог быть Кантор. Маленькое тельце ребенка было покрыто гнойными прыщами. Кантор родился блондином, а волосы этого ребенка были темно-коричневого цвета. В этот момент ребенок повернулся к ней лицом.
— У него такие же красивые глаза, как у вас, мадам! — воскликнула девочка. — Значит, это ваш ребенок.
— Да, я его мать, — смущенно сказала Анжелика. — А где старший?
— Он, наверное, прячется в собачьей конуре.
Вошла кормилица.
— Жаннетта, не вмешивайся не в свои дела, — грубо гаркнула крестьянка.
Но Анжелика уже направилась к собачьей будке.
— Он все время прячется за собаку, так как боится, что его будут бить.
Наконец они выманили собаку, и Жаннетта вытащила что-то черное изнутри. Это был Флоримон. Его черные волосы были спутаны, это было подобие ребенка с телосложением, напоминающим скелет, одетый в лохмотья. Анжелика стала на колени и отодвинула волосы со лба малыша. Она увидела бледное худое личико, на котором, как угольки, блестели черные глаза. Было довольно жарко, но ребенок дрожал, его тело было покрыто слоем грязи.
Анжелика подошла к кормилице.
— Вы хотели, чтобы они умерли с голоду? — грозно спросила она. — Вы их оставили медленно умирать в нищете. Вы подлая женщина. Бог покарает вас.
Крестьянка побелела.
— Как ты смеешь мне указывать, проклятая нищенка! А ну-ка, иди с моего двора!
Не говоря ни слова, Анжелика взяла на руки Кантора, а Флоримона повязала за спину, как это делают цыганки.
— Что ты собираешься делать? — удивилась кормилица. — Ты не имеешь права забирать их, ты должна заплатить, а почом забирай этих оборванцев.
Анжелика порылась в кармане и бросила на землю несколько монет. Крестьянка засмеялась.
— Ты должна заплатить мне 100 луидоров. Давай деньги или оставь детей, не то я позову соседей с собаками. Они тебе покажут, как воровать детей во дворах.
Она стала перед дверью и загородила Анжелике дорогу. Анжелика разозлилась и резким движением выхватила нож Родогона. Острое лезвие заиграло на солнце.
— Уйди с дороги, дрянь, — сухо бросила Анжелика, — или я выпущу на землю твои тухлые внутренности.
Услышав воровской жаргон, кормилица попятилась. Она знала, на что способны люди парижского «дна».
— И не вздумай звать на помощь, иначе завтра твоя ферма вспыхнет огнем, а ты будешь лежать с перерезанным горлом. Ты поняла?
Кормилица раскрыла рот, но не могла произнести ни слова. Как завороженная она следила за острием ножа.
— А-а… проходи, — пролепетала она.
Анжелика спрятала нож и быстро вышла на улицу. Не раздумывая, она направилась в сторону Парижа. Еще долго обезумевшая крестьянка смотрела вслед удаляющейся нищенке.
Опустив голову, Анжелика устало шла по краю дороги. Проезжающие кареты богатых господ обдавали ее пылью и грязью. Но она шла, не останавливаясь, боясь, что кто-нибудь отнимет у нее бесценную ношу.
В башне Несль ля Поляк, сидевшая за стаканом вина, помогла ей устроить детей.
Каламбреден равнодушно отнесся к тому, что Анжелика привела своих детей в башню Несль. Он посмотрел на них с жалостью.