— Ты прав, Баркароль. Лучше иметь голову, чем ноги, так как если тебе откажут ноги, у тебя не останется больше ничего.
Анжелика с любопытством посмотрела на длинные мускулистые ноги молодого человека. Он грустно улыбнулся:
— У меня сильные ноги, но, к сожалению, я с трудом могу их передвигать. Однажды я пробежал две версты, мое сердце ослабело, и с тех пор я с трудом хожу.
— У-у-у, — засмеялся карлик, — как это забавно!
— Заткнись, Барко, — прозвучал грубый голос, — ты нам надоел своей болтовней.
Волосатая сильная рука схватила карлика за плащ и, как котенка, бросила на груду скелетов.
— Этот ублюдок тебе изрядно надоел, не так ли, красотка?
Человек, который только что подошел, наклонился над Анжеликой. Утомленная Анжелика после всего того, что она видела, нашла в облике новоприбывшего какое-то облегчение.
Она плохо различала его лицо, спрятанное в тени широкополой шляпы, однако можно было заметить большие глаза, красивый рот и мужественное лицо. Он был молод и полон сил. Его рука лежала на рукоятке длинного ножа, висевшего на поясе.
— В какой ты банде? — спросил он хриплым голосом, в котором чувствовался неуловимый акцент.
Она не ответила и продолжала смотреть на происходящее вокруг.
Там, где восседал Великий Керз, установили медный таз, в который медленно бил мальчик, и нищие, продвигаясь один за другим, бросали в него налог, требуемый принцем. Каждый платил налог в зависимости от своей профессии. Карлик приблизился к Анжелике, объясняя происходящее тихим голосом.
С момента существования Парижа в королевстве тюнов была своя такса налогов. Все нищие и бродяги делились на касты. Одни, прилично одетые, рассказывали басни горожанам, что их обворовали бандиты с большой дороги, делая вид, что они очень больны, другие говорили, что приняли иную веру. Каждый выдуривал деньги по-своему.
Кто был покрепче, занимался налетами. Сироты просили милостыню.
Все эти банды уважали Великого Керза, так как он установил порядок в соперничающих бандах.
Сольди, экю и золотые монеты падали в медный таз. Незнакомец не спускал глаз с Анжелики. Он подошел и положил ей руку на плечо, она хотела сбросить ее, но незнакомец властно сказал:
— Меня зовут Родогон-цыган, у меня четыре тысячи людей в Париже. Все цыганки, прорицательницы, гадалки платят мне налог. Хочешь стать «маркизой»?
Анжелика не ответила.
Луна осветила колокольню и груды разбросанных повсюду костей и черепов. Перед кафедрой сейчас проходила вереница фальшивых калек. Они с наступлением вечера сбрасывали свои повязки. И поэтому этот притон назывался «Двором чудес». Они шли на кладбище отовсюду, изо всех дыр Парижа. Эти люди по 20 раз в день падали умирающими на улицах или перевязывали себе руку, делая вид, что она сломана. Они прибегали ко всяким хитростям и уловкам, чтобы выманить у горожан несколько монет. А потом, в определенный день, они приносили на кладбище свою лепту и жертвовали ее этому маленькому чудовищу, которое управляло ими.
Родогон-цыган снова подошел к Анжелике и опять положил ей руку на плечо. На этот раз она не сопротивлялась, рука была живая, теплая, а ей было холодно. Мужчина был сильный, а она была так слаба и беспомощна.
Анжелика повернулась к нему и поняла, что его лицо не вызывает больше чувства страха. Она увидела блеск его черных глаз. Он выругался сквозь зубы и тяжело оперся на нее.
— Хочешь быть моей «маркизой»? — повторил он.
— Не откажусь. А ты поможешь мне убить одного монаха?
Бандит откинул голову назад и засмеялся беззвучным смехом:
— Два, три, десять монахов, если ты хочешь этого. По рукам — я согласен.
Но Анжелика заложила руку за спину и покачала головой.
— Нет еще, — сказала она игриво.
Он выругался и отошел в сторону.
— Ты упряма, но я тебя хочу, и ты будешь моей.
Анжелика никак не могла припомнить, кто ей говорил эти злые и жестокие слова.
Внезапно около кафедры разразилась драка. Колонна нищих подошла к концу. Теперь пошли бродяги и убийцы, это были самые отъявленные банды столицы. Они грабили, убивали по заказу. Это были подонки, для которых убийство было обычным делом. Они попали в Париж из разных стран. Мужчин было больше, чем женщин.
На кладбище пришли не все. Какое бы ни было большое кладбище, оно не смогло бы вместить всех бродяг из чрева Парижа.
Вдруг главный сборщик налогов, окруженный несколькими телохранителями, приблизился к могиле, на которой сидела Анжелика. По его виду она поняла, что он направляется к ней.
— Родогон, Король тюнов спрашивает: кто эта женщина? — сказал один из телохранителей, подходя к Анжелике.
Родогон обнял ее за талию и прошептал ей на ухо:
— Не бойся, я сейчас все улажу.
Он подошел к кафедре, ведя ее за собой, бросая подозрительные взгляды вокруг, как бы опасаясь, что кто-нибудь вырвет из рук его жертву. Сапоги его были из добротной кожи, а плащ из хорошего сукна. Анжелика мысленно запомнила эти детали. Она не боялась этого человека. По его облику было видно, что он привык к власти и дракам. Анжелика испытывала его власть, она была беззащитна и не могла обойтись без хозяина.
Подойдя к Великому Керзу, Родогон вытянул шею, плюнул вперед и сказал:
— Я, Родогон-цыган, беру эту женщину себе в «маркизы».
Он достал большой кошелек и демонстративно бросил его в таз.
— Нет! — сказал спокойный и грубый голос.
Родогон резко обернулся.
— А, это ты, Каламбреден.
В нескольких шагах от них стоял коренастый человек, одетый в лохмотья, который уже второй раз вставал на дороге у Анжелики. Он был намного шире Родогона в плечах, у него были мускулистые руки и волосатая грудь. Он стоял, расставив ноги, рука его лежала на кожаном поясе. Глаза у него сверкали, он дерзко, смотрел на Родогона. Его атлетическое тело было намного моложе его лица, покрытого шрамами. Со лба свисали грязные волосы, единственный глаз светился ненавистью, второй был перевязан черной тряпкой. Позади незнакомца луна осветила снег и груды скелетов, разбросанных в беспорядке.
«О, господи! Какое ужасное место!» — подумала Анжелика. Она спряталась за спину Родогона, пока тот всячески обзывал противника:
— Собака, ублюдок, подонок! Это кончится плохо для тебя, ты умрешь, я тебе выпущу кишки на мостовую.
— Заткнись! — ответил Каламбреден.
Он плюнул в сторону Великого Керза и кинул кошелек, еще больше, чем кошелек Родогона. Принц, который сидел на коленях у своего идиота, залился ужасным смехом.
— У меня появилось чертовское желание пустить эту красотку с аукциона! — воскликнул он хриплым, лязгающим голосом. — Пусть ее разденут, чтобы все могли судить о товаре. Сейчас она принадлежит Каламбредену. А что ты скажешь, Родогон?