Анжелика понимала, что король в ее власти, что сейчас она сильнее его и ей надлежит успокоить его разбушевавшуюся плоть своими ласками. Она почувствовала, что опирается на кровать.
Внезапно вспыхнувшая молния осветила всю комнату. Анжелика затрепетала, с ужасом всматриваясь во мрак, окружавший их.
— Это гроза! — пробормотала она.
Король посмотрел на нее с удивлением.
— Пустяки! Чего нам тут бояться?
Он тут же почувствовал, что Анжелика начала сопротивляться. Вырвавшись из его объятий, она подбежала к окну и прижалась горячим лбом к холодному стеклу.
— Что с вами? — резко спросил король. — Сейчас не время и не место скромничать. Ваше поведение доказывает, что существует еще одно препятствие, о котором я уже догадываюсь. Между нами стоит другой мужчина?
— Да!
— Его имя?
— Жоффрей де Пейрак, мой муж, человек, которого вы сожгли заживо!
Анжелика медленно поднесла руки к лицу. Рот ее был приоткрыт, будто ей не хватало воздуха.
— Жоффрей де Пейрак! — повторила она. У нее подкосились ноги, и она присела в кресло у окна, невнятно бормоча:
— Что вы сделали с певцом Тулузы, Великим Хромым, который очаровывал всех?! Как я могу забыть Тулузу, где пели и разбрасывали лепестки цветов, где выставляли на посмешище и предавали проклятию? Тулуза — самый благородный и самый жестокий из всех городов, город Жоффрея де Пейрака, которого вы сожгли на Гревской площади… — Рыдания душили ее. — Его пепел бросили в Сену. У его детей не стало имени. Замки его разорены. Друзья отвернулись от него. Даже враги забыли его. Не осталось и следа от Отеля Веселой Науки, где так радостно и светло текла его жизнь. Вы все забрали себе, но больше не получите ничего. Я не достанусь вам. Я его жена!
Снаружи разразился ливень. Гроза бушевала вовсю.
— Быть может, вы об этом забыли, — продолжала Анжелика, — но человек всегда остается человеком, даже такой великий монарх, как вы. А он превращен в прах, и даже прах развеяли по ветру. Но я помню все и буду помнить всю жизнь. Я приходила в Лувр, чтобы вымолить для него прощение, но вы прогнали меня. Вы знали, что он невиновен, но вам нужно было избавиться от него. Вы боялись его возрастающего влияния, он был богаче вас и не хотел унижаться перед вами. Вы подкупили судей, осудивших его. Вы убрали единственного свидетеля, который мог бы спасти его. Вы обрекли его на мучения. Затем вы осудили на безвестность и нищенское прозябание меня и моих сыновей. Как можно все это забыть?
Анжелика содрогалась от рыданий, но слез не было. Король стоял, как громом пораженный.
Время шло. Что было ему делать — молчать или говорить? Что спасет их от прошлого — молчание или слова? Прошлое отделило их друг от друга каменной стеной.
Выглянуло солнце. Король посмотрел в окно. Затем широкими шагами подошел к стулу, на котором лежала его шляпа, и обернулся к Анжелике.
— Пойдемте, сударыня. Двор ждет нас.
Она не шелохнулась.
— Пойдемте, — твердил он. — Нам нельзя опаздывать. Мы и так слишком о многом поговорили.
Анжелика покачала головой.
— Не так уж и о многом. Только о том, о чем было необходимо.
Она собралась с силами и попыталась привести себя в порядок. Поправила перед зеркалом волосы, одернула платье. Какой измученной выглядела она!
Их шаги эхом раздавались на каменных ступенях. Они шли рядом, но как далеки они были друг от друга!
***
Этой ночью предстоял бал, поздний ужин и карты. Анжелика не могла решить, что ей делать, — уехать самой или ждать приказания короля. Было ясно, что дальше так продолжаться не может. Но как и когда он решит ее судьбу?
Приближалось утро, празднество было в разгаре. Но король не появлялся, он был занят делами.
Анжелика была в центре внимания. Ее отсутствие одновременно с королем накануне вечером не прошло мимо внимания придворных.
Мадам де Монтеспан покинула Версаль, не скрывая своей ярости. Но Анжелика уже забыла о своей опасной сопернице, ибо теперь у нее был более могущественный недруг. Если король открыто выкажет свою немилость к ней, что станет с Флоримоном и Шарлем-Анри?
Анжелика села за карточный столик и за один час проиграла чуть ли не тысячу пистолей! Она не любила игру в карты, но едва ли хоть один день при дворе обходился без этой игры. Эта неудача показалась ей символичной. Но теперь с этим будет покончено. Она была уверена, что истекают ее последние часы пребывания в Версале.
Стоя у одного из окон главной галереи, она вспомнила то утро, когда на этом же самом месте она разговаривала с Баркаролем. Перед ней был дворец, в котором она могла занять место королевы, а в конце аллеи полоскались паруса и блестели мачты маленькой флотилии.
Такую, погруженную в мысли, И застал ее Бонтан. Он шепнул, что король хочет видеть ее.
Итак, час пробил!
Король был спокоен и ничем не выдавал своих чувств. Он понимал, что сейчас должна разыграться драма, последний акт которой очень важен для него. Никогда он так пылко не желал победы. Никогда не сталкивался с такой прочной обороной.
— Сударыня, — сказал король, когда Анжелика села, — вчера вы выдвинули много тяжких и несправедливых обвинений против меня. Я провел всю ночь и часть сегодняшнего утра, просматривая судебные отчеты и пытаясь все восстановить и соединить воедино. Многие детали этого процесса стерлись из моей памяти, но суть дела я не забыл. В начале моего правления я был втянут в игру, где призом победителю служила моя корона и моя королевская власть…
— Мой муж никогда не угрожал ни вашей короне, ни вашей власти. Только зависть…
— Давайте не будем говорить об этом снова, — прервал ее король. — И давайте не будем ссориться. Я утверждаю, что граф де Пейрак угрожал моей короне, ибо он был одним из богатейших и могущественнейших моих подданных. Величие других было и остается моим злейшим врагом. Анжелика, вы ведь умная женщина, и гнев не должен лишить вас здравого мышления. Когда я достиг совершеннолетия и вступил на престол, в стране повсюду вспыхивали бунты и волнения, шла гражданская война, наседали иностранцы, а Франция теряла свои владения одно за другим. Во главе моих врагов стоял очень могущественный человек — мой дядя… Гастон Орлеанский… Принц Конде поддерживал с ним дружеские связи, и против меня плелись многочисленные заговоры. Члены парламента выступали против своего короля. При дворе оставалось очень мало верных мне людей. Единственными, в чьей верности я не сомневался, были мать и кардинал Мазарини, которого все ненавидели. Но и они были иностранцы. Кардинал, как вы знаете, был итальянец, а мать, по своим чувствам и обычаям всегда оставалась испанкой. Можете себе представить, как их «любили» подданные. А в середине между этими противоположными полюсами стоял я, в сущности, еще ребенок, хотя и располагающий огромной властью, но слишком слабый, чтобы ею воспользоваться.