— София, твоя мать и я решили, что ты не должна сохранять этого ребенка.
Отец говорил суровым голосом, и, когда София хотела его прервать, он взмахом руки показал ей, что требует молчания.
— Через несколько дней ты уедешь в Европу. Как только ты...
Он поколебался, не зная, как выразить свою мысль, потому что прерывание беременности противоречило и его вере, и его принципам и он знал, что этот эпизод тяжелым бременем ляжет на его совесть.
— После того как ты почувствуешь себя лучше, ты все равно останешься там, потому что университет Буэнос-Айреса теперь для тебя не такое привлекательное место учебы, как раньше. Вам с Санти надо побыть по разные стороны океана. Когда твои чувства немного поутихнут, ты можешь вернуться домой. Никто не должен знать о том, что случилось, понятно? Мы должны сохранить эту тайну во имя нашей семьи.
Он не стал посвящать ее в то, что она остановится у Антони и Доминик в Женеве, а потом отправится учиться в Лозанну, чтобы она не могла заранее сообщить об этом Санти.
— Больше я не допущу, чтобы ты позорила доброе имя нашей семьи, — жестко добавила мама, которая думала только о том, как этот скандал может отразиться на будущем ее сыновей.
Она с горечью вспоминала, как изменилась в последнее время София, которой она даже начинала гордиться. Теперь эти чувства казались ей смешными и вызвали у нее болезненную реакцию.
— Вы хотите, чтобы я сделала аборт? — медленно проговорила София.
Ее рука невольно легла на живот, и когда она опустила взгляд, то заметила, как она дрожит.
— Твоя мама... — начал Пако.
— О, так это ты! — поворачиваясь в сторону матери, зло бросила София. — Ты отправишься прямиком в ад! Ты ведь католичка. Почему же ты такая лицемерная? Почему ты допускаешь, чтобы я поступила так по отношению к своему ребенку? Ты забываешь о своей вере, когда тебе это выгодно!
— Не смей разговаривать с матерью в таком тоне, София, — строго сказал отец, и она услышала в его голосе стальные нотки, чего раньше никогда не было.
Она перевела взгляд с отца на мать и поняла, что не знает этих чужих людей.
— Ребенок родится с отклонениями, София. Разве это справедливо рожать его, если ты заведомо знаешь об опасностях, которые его подстерегают, — с нарочитым спокойствием железным тоном произнесла мама.
Смягчив голос, она выдавила из себя улыбку и добавила:
— Это для твоего же блага, София.
— Я не стану делать аборт, — упрямо заявила София. — Мой ребенок родится абсолютно здоровым и нормальным. Ты беспокоишься только о репутации своей семьи, а не о том, каким может быть этот младенец. Ты думаешь, что никто ничего не узнает? Но это ведь смешно! — И она презрительно рассмеялась.
— София, ты злишься сейчас, но со временем все поймешь.
— Я никогда не прощу тебе этого, — выкрикнула она, сложив руки на груди.
— Мы волнуемся только о тебе, — сказал ее отец. — Ты наша плоть и кровь, и мы хотим тебе добра. Мы любим тебя, поэтому доверься нам.
— Я так и думала раньше, — ровным голосом произнесла София.
Аборты — это для проституток. Они были постыдными и опасными. Что, если падре Джулио узнает? Она навсегда будет обречена гореть в геенне огненной? Вдруг она подумала, что лучше бы ей было прислушиваться к проповедям, чем предаваться мечтам о сексе с Санти. Раньше она считала, что религия придумана для слабовольных людей, таких как Соледад, которые нуждаются в поводыре, или для фанатиков, вроде ее матери, которым удобно с помощью веры манипулировать другими людьми, но теперь София боялась, что Бог взирает на нее с небес. Пока она мечтала, вера бросила семя в ее душу, и теперь, когда она больше всего нуждалась в утешении, неожиданно возникшие мысли о вечном наказании испугали и потрясли ее.
— Мне надо попрощаться с Санти, — выдавила она, наконец, глядя в пол.
— Думаю, это не стоит даже обсуждать, — холодно вымолвила ее мать.
— Я не понимаю, почему нет, мама. Ведь я уже беременна!
— София, не надо со мной так разговаривать. Здесь не над чем смеяться. Все это очень серьезно. Я не разрешаю тебе ни с кем встречаться до отъезда, — решительно повторила мама, расправляя складки на платье.
— Папа, это несправедливо. Что плохого, если я встречусь с Санти?
Она умоляла его, и Пако отошел к окну, чтобы не встретиться с дочерью взглядом. Его вина была слишком велика. Он знал, что сейчас речь идет не о скандале, а о том романе в далеком 1956 году, когда Пако предал Анну. Теперь ее доверие предала дочь. Он не мог допустить и мысли, что потеряет мир с женой навсегда. Он видел обиду в ее глазах. Все дело в том, что Анна не принадлежала ни этой стране, ни этой семье. У него не оставалось выбора, как только стать на сторону Анны.
— Я думаю, что твоя мама права, — выговорил он после долгих размышлений. — Завтра Джакинто отвезет тебя в аэропорт. Поэтому тебе надо пойти и собрать свои вещи, ведь тебя не будет довольно долгое время.
София услышала, как его голос сорвался, но в нем не было ни жалости, ни сочувствия к дочери.
— Я не отправлюсь никуда, пока не увижу Санти, — крикнула она, покраснев от напряжения. — Вы думаете не обо мне, а только о репутации, об имени семьи! Да разве это правильно, что вам плевать на чувства собственной дочери? Я вас ненавижу, обоих!
София выбежала из комнаты на террасу. Она не останавливалась, пока не достигла густой чащи. Укрывшись среди деревьев, она прислонилась к одному из них и начала рыдать, сетуя на несправедливость мира и оглядывая родные места, не ощущая в этот миг ничего, кроме ненависти.
Когда она вернулась в кухню, до нее донеслись голоса родителей, которые остались в гостиной. Они ссорились. Ее мать громко кричала на отца по-английски и рыдала. София не стала ждать.
— Соледад, — прошептала она.
Горничная подняла глаза от плиты и заметила заплаканное лицо своей любимицы.
— Что такое?
Она рванулась к девушке, как если бы увидела свою родную дочь плачущей. Когда она крепко прижала ее к себе, София заметила, что стала выше своей горничной.
— О Соледад, я попала в такой переплет. Ты сделаешь мне одолжение?
Ее глаза блестели, как в лихорадке. Она придумала план, и никто не мог помешать ему. Она подбежала к буфету и нацарапала карандашом короткую записку.
— Отнеси эту записку Санти. Никому ничего не говори, поняла? Ни слова!
Соледад, заинтригованная тем, что ее участию придают такое значение, подмигнула и положила записку в карман передника.
— Я ухожу, сеньорита София. Не волнуйтесь. Сеньор Сантьяго получит эту записку через минуту.
С этими словами она исчезла из дома.
Когда Рафаэль и Августин появились в доме Чикиты, они сразу же разболтали, что в доме назревает гроза и София попала в очередной переплет.