Для Мальтийского ордена война стала повседневным делом с тех пор, как госпитальеры, странноприимные братья ордена святого Иоанна Иерусалимского, начали нести дозоры на дорогах Палестины, приходя на помощь попавшим в беду христианам. Орден целителей, созданный для служения паломникам из Святой земли, быстро сменил тазики для омывания ног на кольчуги и тяжелые мечи. К трем их обетам присоединился четвертый: защищать Гроб Господень и Тело Христово до последней капли крови и сражаться с неверными везде, где их встретят.
Сегодня братство монахов-воинов, изгнанных из Иерусалима, с Кипра и Родоса и обосновавшихся на Мальте, волею судеб превратилось в суверенное воинственное государство, борющееся против сынов Пророка. Может быть, те галеры, что в этот вечер возвращались в порт, неся на мачтах развевающиеся красные штандарты с белым крестом, за несколько часов до того брали на абордаж судно какого-нибудь берберийского пирата. Они везли пленных мавров, которым предстоит плавать на галерах тех христиан, что ранее были освобождены орденом и вскоре, оговорив плату за свои услуги Мальте, вернутся домой, к семьям. Одна из таких военных галер подобрала пассажиров разбитой барки, среди которых была Анжелика. Когда суденышко, потерявшее мачты, было замечено, бедные жертвы кораблекрушения подняли на борт, закутали в одеяла, накормили, обогрели, дали по стаканчику вина. Чуть позже, когда силы вернулись к ней, Анжелика предстала перед капитаном. То был пятидесятилетний немецкий рыцарь, барон Вольф фон Нессельхуд, огромный светловолосый германец, с поседевшими висками, оттенявшими загорелый лоб, пересеченный тремя бледными складками. Берберийцы опасались его и считали злейшим из врагов. Поговаривали, что Меццо-Морте, адмирал Алжира, поклялся, что поймает германца и разорвет его четырьмя галерами. Помощник Нессельхуда шевалье де Рогье, тридцатилетний француз с приятным открытым лицом, пришел в восторг, увидев спасенную из пучины соотечественницу.
Перечислив свои титулы, Анжелика поведала им о злоключениях, выпавших на ее долю. Потом, уже став гостьей маркиза де Рошбрюна, своего версальского знакомца, она узнала, что ее разыскивал герцог де Вивонн. Французская эскадра две недели стояла в Ла-Валлетте.
Известие о том, что «Ла-Рояль» потерпела кораблекрушение, повергло де Вивонна в ужас. Как королевский адмирал он был глубоко задет. А как влюбленный — он давно перестал сомневаться в том, что влюблен, — не мог утешиться, зная, что Анжелика мертва или в плену. «После сына, — думал герцог с горечью, — пришел черед матери». Он обвинял себя в том, что принес несчастье этому семейству, ведь беда настигла сына и мать при почти одинаковых обстоятельствах. Об этом говорили дурные предзнаменования, и если бы он им внял… Адмирал почти бредил, и никто не понимал его, пока он не получил послание от господина де Миллерана, пленника барона Паоло де Висконти. Тот просил быстро переслать на Корсику тысячу пиастров генуэзскому пирату за его возвращение. Он подтверждал гибель корабля, но упоминал, что маркиза дю Плесси жива и здравствует. Отважная путешественница избегла рук похитителей и, вероятно, плывет в Кандию на суденышке некоего коммерсанта из Прованса.
Осчастливленный герцог де Вивонн позабыл обо всех горестях. Переоснастив свои галеры в порту Ла-Валлетты, он отплыл в Кандию, надеясь встретить там прекрасную маркизу как раз в то время, когда она запахивала поверх своего платья, испорченного морской водой, черный плащ Рескатора.
Какая забавная игра судьбы! На губах Анжелики появилась печальная улыбка. Де Вивонн, каторжники, призрачное появление галерника Никола и его смерть, — все отошло куда-то вдаль. Неужто она вправду пережила все это? Жизнь текла слишком быстро. Ее плоть еще хранила следы более свежих и ужасных воспоминаний. Через неделю после ее появления на Мальте она случайно встретила во время прогулки дона Хозе де Альмада, только что приплывшего сюда вместе со своим собратом, байи де ла Маршем.
Дважды потерпевшая кораблекрушение и трижды беглянка Анжелика не могла не покраснеть, столкнувшись с человеком, видевшим ее выставленной на невольничьем рынке. Но пресыщенный комиссар ордена уже давно преодолел в себе излишнюю застенчивость. Они заговорили друг с другом, равно обрадованные встречей, словно старые друзья, которым есть что рассказать друг другу.
Суровый испанец несколько помягчел. Он был искренне рад видеть ее вновь живой, невредимой и вырвавшейся из плена.
— Надеюсь, сударыня, вы не слишком на нас в обиде за то, что мы уступили сумасшедшим претензиям перекупщиков. Никогда, право же, ни разу торги не доходили до таких высоких цифр… Это безумие. Я зашел так далеко, как только возможно.
Анжелика ответила, что осознает, какие усилия они предприняли для ее спасения, и теперь, уже освободившись, никогда не забудет их рвения.
— Да хранит вас Господь от того, чтобы снова попасть в руки Рескатора! — вздохнул байи де ла Марш. — Он обязан вам, без сомнения, самым жгучим поражением в своей жизни. Позволить ускользнуть в первую же ночь после покупки, — хотя бы и из-за пожара, — рабыне, за которую заплачено тридцать пять тысяч пиастров!.. Вы, сударыня, сыграли с ним славную шутку. Но берегитесь!
Потом он описал ей все, что произошло в Кандии за эту ночь, сравнимую с Дантовой картиной Ада.
Пожар перекинулся на старые деревянные дома турецкого квартала, запылавшие как факелы. В порту множество кораблей сгорело или было сильно повреждено. Маркиз д'Эскренвиль упал замертво, пораженный своего рода безумием, когда увидел, как «Гермес» тонет в облаках дыма и пара… А вот Рескатор, напротив, спас свой корабль. Благодаря таинственным ухищрениям ему удалось погасить пламя.
Савари с этого дня проводил все свое время то в овернской, то в кастильской Гостинице, пытаясь выведать у рыцарей, свидетелей пожара, мельчайшие подробности этого дела: как, чем и за сколько времени Рескатор укротил пламя. Дон Хозе ничего не ведал об этом. Байи слышал разговоры о какой-то арабской жидкости, которая, соприкасаясь с огнем, превращалась в газ. Всем известно, что арабы весьма сведущи в науке, именуемой химией. Спасая собственный корабль, пират, торговец серебром, помог погасить пожар в городе. Но повреждений от этого убавилось ненамного, и огонь распространялся с быстротой молнии.
— Хе-хе! Не сомневаюсь, — посмеивался Савари, и в его глазах за очками бегали искорки… — Греческий огонь!..
В конце концов его веселость пробудила в собеседниках некоторые подозрения:
— Не один ли вы из тех негодяев, что виновны в страшном бедствии? Мы потеряли там одну из галер.
Савари благоразумно ретировался.
В конце концов он поведал Анжелике о раздирающих его противоречивых желаниях. Какой путь избрать? Возвратиться ли в Париж и выпустить диссертацию о свойствах мумие, чтобы потом передать ее в Академию наук? Или пуститься на поиски Рескатора, чтобы вытянуть у него секрет таинственной субстанции, укрощающей огонь? Или предпринять новое путешествие с весьма сомнительным исходом, чтобы запастись новой порцией мумие в персидских землях? По правде говоря, Савари походил на неприкаянную душу с тех пор, как ему уже не нужно было перевозить и охранять драгоценную флягу.