— Он там и не работал, — сказал Микаэль.
Янерюд побледнел.
— Он работал в чем-то, что называлось «Секцией для спецанализов», — сказал Микаэль. — Что вам о ней известно?
— Ничего… Я хочу сказать, что ведь именно они и занимались перебежчиком.
— Да. Но, согласитесь, любопытно, что их нет нигде в организационной структуре СЭПО.
— Это же абсурд…
— Да, не правда ли? Как вы договаривались о встречах? Они звонили вам или вы им?
— Нет… На каждой встрече обговаривалось место и время следующей.
— Что происходило, если вам требовалось с ними связаться? Например, чтобы изменить время встречи или что-нибудь в этом роде.
— У меня имелся номер телефона, по которому я мог позвонить.
— Какой номер?
— Честно говоря, не помню.
— Чей это был номер?
— Не знаю. Я им ни разу не воспользовался.
— О'кей. Следующий вопрос… кому вы передали это дело?
— Что вы имеете в виду?
— Когда Фельдин ушел в отставку, кто занял ваше место?
— Не знаю.
— Вы писали какой-нибудь отчет?
— Нет, дело ведь было секретным. Мне даже не разрешали ничего записывать.
— И вы не вводили в курс какого-нибудь преемника?
— Нет.
— Что же произошло?
— Ну… Фельдин ушел в отставку, уступив место Уле Ульстену. Мне сказали, что нам следует подождать до следующих выборов. Тогда Фельдина вновь избрали, и наши встречи возобновились. Потом на выборах восемьдесят второго года победили социалисты. Предполагаю, что Пальме подобрал кого-нибудь мне на смену. Я же начал работать в министерстве иностранных дел и стал дипломатом. Меня направили в Египет, а потом в Индию.
Микаэль еще несколько минут продолжал задавать вопросы, пребывая, однако, в убеждении, что уже узнал все, что мог сообщить Янерюд. Три имени.
Фредрик Клинтон.
Ханс фон Роттингер.
И Эверт Гульберг — человек, застреливший Залаченко.
«Клуб Залаченко».
Поблагодарив Янерюда за информацию, Микаэль взял такси и поехал обратно к центральному вокзалу. Только сидя в такси, он опустил руку в карман пиджака и выключил магнитофон. В половине восьмого вечера воскресенья он приземлился в Арланде.
Эрика Бергер задумчиво разглядывала картинку на экране компьютера. Потом через стену стеклянной клетки окинула взглядом полупустую редакцию. У Андерса Хольма был выходной день. Она не замечала, чтобы кто-либо проявлял к ней интерес, открыто или исподтишка. У нее не было причин подозревать, что кто-то из сотрудников редакции хочет ей навредить.
Сообщение пришло минуту назад. Отправителем значился «[email protected]», и Эрика удивилась, почему именно «Афтонбладет». Адрес явно был сфальсифицирован. Текста в письме вообще не было, вместо него пришла фотография в формате jpg, которую Эрика открыла в «Фотошопе».
Снимок был порнографическим и изображал обнаженную женщину с невероятно огромной грудью и поводком вокруг шеи. Она стояла на четвереньках, и ее трахали сзади.
Лицо женщины заменили. Автор явно не стал утруждать себя ретушью, просто вклеив вместо оригинала лицо Эрики Бергер. Фотографию взяли из ее старых статей в «Миллениуме», которые можно было скачать из Сети.
Внизу снимка при помощи текстового файла «Фотошопа» было написано одно слово.
Шлюха.
Она получала уже девятое анонимное сообщение, содержавшее слово «шлюха», и отправителем каждый раз представало какое-нибудь из крупных медийных предприятий Швеции. К ней явно привязался какой-то киберманьяк.
Прослушивание телефонов относилось к тем делам, которые при помощи компьютера осуществлять довольно сложно. Для Троицы не составило труда локализовать кабель домашнего телефона прокурора Экстрёма; проблема же заключалась в том, что Экстрём редко или, скорее, вообще никогда не пользовался им для разговоров, касавшихся работы. Устанавливать подслушивающее устройство на рабочий телефон Экстрёма в полицейском управлении Троица даже не пытался: это потребовало бы такого глобального доступа к шведской кабельной сети, какого он не имел.
Зато Троица с Бобом Собакой почти неделю посвятили попыткам идентифицировать и вычленить мобильный телефон Экстрёма на фоне помех от примерно двухсот тысяч других мобильных телефонов в радиусе километра от полицейского управления.
Троица с Бобом Собакой использовали систему, называвшуюся RFTS. [48] О ней, в принципе, знали многие. Ее разработало американское агентство АНБ, [49] и она использовала неизвестное количество спутников, которые вели точечное наблюдение за вызывающими особый интерес очагами кризисов и столицами по всему миру.
Агентство АНБ обладало колоссальными ресурсами и задействовало огромную сеть, чтобы отлавливать в определенном регионе множество мобильных разговоров одновременно. Каждый отдельный разговор вычленялся и подвергался цифровой обработке с помощью компьютеров, запрограммированных реагировать на определенные слова, например, «террорист» или «Калашников». Если подобное слово встречалось, компьютер автоматически посылал сигнал тревоги, после чего какой-нибудь оператор подключался и прослушивал разговор, чтобы определить, представляет он интерес или нет.
Идентифицировать конкретный мобильный телефон было сложнее. При помощи исключительно чувствительной аппаратуры АНБ могло концентрироваться на определенном районе, вычленять и прослушивать разговоры. Техника была простой, но не стопроцентно надежной. Исходящие разговоры особенно плохо поддавались идентификации, в то время как засечь входящий разговор было легче, поскольку он начинался с набора нужного номера, благодаря чему распознается сигнал.
Разница в подходе Троицы и АНБ к вопросу прослушивания носила экономический характер. У АНБ имелся годовой бюджет в несколько миллиардов американских долларов, около 12 000 постоянно работающих агентов и доступ к самой новейшей технологии в области компьютеров и телефонии. Троица же имел фургон примерно с тридцатью килограммами электронного оборудования, большая часть которого была собрана руками Боба Собаки. Агентство АНБ могло, при помощи глобального наблюдения со спутников, фокусировать исключительно чувствительные антенны на конкретном здании в любой точке мира. У Троицы же имелась сконструированная Бобом Собакой антенна с радиусом эффективного действия приблизительно 500 метров.