Выглядела Лисбет Саландер просто ужасно — голова была сплошь обмотана бинтами, вокруг глаз расплылись огромные сиреневые синяки, а белки глаз пестрели кровоподтеками.
— Прежде чем мы начнем что-либо обсуждать, мне необходимо знать, действительно ли ты хочешь, чтобы я была твоим адвокатом, — заговорила женщина. — Обычно я принимаю участие только в гражданских делах, где представляю интересы подвергшихся изнасилованию или избиению. Я не являюсь адвокатом по уголовным делам. Зато я во всех деталях изучила твой случай и очень хочу представлять твои интересы, если получу такую возможность. Должна также сказать, что Микаэль Блумквист мой брат — думаю, тебе это уже известно — и что они с Драганом Арманским будут оплачивать мою работу.
Она немного подождала, но, поскольку никакой реакции со стороны клиентки не последовало, продолжила:
— Если ты согласна, я буду на тебя работать. Подчеркиваю, не на брата или на Арманского. В вопросах уголовного дела мне будет также помогать твой бывший опекун Хольгер Пальмгрен. Он молодчина, даже выкарабкался из больничной койки ради того, чтобы тебе помочь.
— Пальмгрен? — переспросила Лисбет Саландер.
— Да.
— Ты с ним встречалась?
— Да. Он будет моим консультантом.
— Как он себя чувствует?
— Он в ярости, но, как ни странно, не похоже, чтобы он за тебя волновался.
Лисбет улыбнулась кривой улыбкой — впервые после того, как попала в Сальгренскую больницу.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Анника Джаннини.
— Как мешок с дерьмом, — ответила Лисбет Саландер.
— О'кей. Ты хочешь, чтобы я была твоим адвокатом? Арманский с Микаэлем оплатят мою работу и…
— Нет.
— Что ты имеешь в виду?
— Платить я буду сама. Я не возьму ни гроша от Арманского и Калле Блумквиста. Правда, я смогу заплатить тебе, только когда получу доступ к Интернету.
— Понятно. Когда дойдет до дела, мы этот вопрос решим, да и основную часть моего гонорара все равно заплатит государство. Значит, ты согласна, чтобы я представляла твои интересы?
Лисбет Саландер кивнула.
— Хорошо. Тогда для начала я передам сообщение от Микаэля. Он выражается загадочно, но говорит, ты поймешь, что он имеет в виду.
— Вот как?
— Он говорит, что в основном мне все рассказал, за исключением нескольких вещей. Это касается, во-первых, тех твоих способностей, которые он обнаружил в Хедестаде.
Микаэлю известно, что у меня фотографическая память… и что я хакер. Об этом он умолчал.
— О'кей.
— Во-вторых, CD-диска. Не знаю, на что он намекает, но он говорит, что тебе решать, захочешь ты рассказать мне об этом или нет. Ты понимаешь, что он имеет в виду?
Диск с фильмом, где заснято, как Бьюрман меня насилует.
— Да.
— О'кей…
Анника Джаннини вдруг заколебалась.
— Я немного сердита на брата. Хотя он сам меня нанял, он рассказывает мне только то, что ему заблагорассудится. Ты тоже намерена скрывать от меня разные вещи?
Лисбет задумалась.
— Не знаю.
— Нам с тобой надо будет многое обсудить. Сейчас я не могу остаться, чтобы толком поговорить, поскольку через сорок пять минут у меня встреча с прокурором Агнетой Йервас. Мне просто требовалось получить подтверждение того, что ты действительно хочешь пользоваться моими услугами. Кроме того, я должна тебя проинструктировать.
— Ага.
— Инструкция заключается в следующем. В мое отсутствие ты не должна говорить полиции ни слова, о чем бы тебя ни спрашивали. Даже если они станут тебя провоцировать, обвиняя в разных вещах. Ты можешь мне это обещать?
— Легко, — сказала Лисбет Саландер.
Эверт Гульберг был настолько вымотан после такого напряженного понедельника, что назавтра проснулся только в девять часов утра — почти на четыре часа позднее обычного. Он пошел в ванную, умылся и почистил зубы, потом довольно долго изучал в зеркале свое лицо, после чего погасил свет и стал одеваться. Вынув из коричневого портфеля последнюю чистую рубашку, он добавил к ней галстук с коричневым рисунком.
Спустившись в отведенный для завтрака зал, Гульберг выпил чашку черного кофе и съел тост из белого хлеба с кусочком сыра и капелькой апельсинового джема. И кроме того, выпил большой стакан минеральной воды.
Затем он отправился в холл гостиницы и позвонил из телефона-автомата на мобильный телефон Фредрика Клинтона.
— Это я. Как там обстановка?
— Довольно тревожная.
— Фредрик, ты в силах этим заниматься?
— Да, все как в прежние времена. Жаль только, что Ханса фон Роттингера нет в живых. Он лучше меня умел планировать операции.
— Вы с ним всегда были на равных и могли в любой момент заменить друг друга. Что вы частенько и делали.
— Тут вопрос в чутье. А с этим у него всегда было лучше.
— Как у вас обстоят дела?
— Сандберг оказался толковее, чем мы думали. Мы подключили помощника извне — Мортенссона, он вполне годится выполнять разные поручения. Мы уже прослушиваем домашний и мобильный телефоны Блумквиста. Сегодня в течение дня займемся телефонами Джаннини и «Миллениума». Сейчас вовсю изучаем планы офисов и квартир. В самое ближайшее время мы туда наведаемся.
— Ты должен сперва вычислить, где находятся все копии…
— Это я уже сделал. Нам чертовски повезло. Анника Джаннини сегодня в десять утра позвонила Блумквисту и спросила именно о том, сколько всего копий в ходу. Из разговора стало ясно, что у Микаэля Блумквиста имеется лишь одна. Бергер сняла с отчета копию, но переправила ее Бублански.
— Отлично. Нам нельзя терять время.
— Знаю. Но действовать надо одним махом. Если мы не изымем все копии отчета Бьёрка одновременно, то у нас ничего не получится.
— Согласен.
— Задача немного усложнилась, поскольку Джаннини утром уехала в Гётеборг. Я отправил следом за ней команду сотрудников извне. Их самолет уже взлетел.
— Хорошо.
Гульберг не мог сообразить, что бы еще сказать, и довольно долго простоял молча.
— Спасибо, Фредрик, — произнес он под конец.
— Это тебе спасибо. Заниматься делом гораздо приятнее, чем сидеть, понапрасну ожидая почки.
Они попрощались. Гульберг расплатился за гостиницу и вышел на улицу. Процесс пошел, теперь главное — не совершить неверного шага.